— Осторожней! — предупредила Лиза, но было уже поздно. Я схватился за холодный металл и привычно рванул рукоять.
То что произошло в следующее мгновение, показалось горячечным бредом, галлюцинацией. Рукоять рассыпалась прямо у меня в руке, превратившись в горсть колючей серой пыли. И эта стало лишь толчком, началом. Вслед за рукоятью волна разрушения понеслась по ближайшим рытвинам, которые оставили проклятые призраки. Металл в этих местах трещал и лопался с глухими хлопками. Процесс нарастал со скоростью урагана, и уже через пару секунд часть левого борта вместе с остатками покореженной десантной двери ввалилась в темное нутро БТРа.
От ударившего в лицо колючего пыльного вихря я резко отвернулся и заслонил рукой глаза. Я стоял так и слушал как за моей спиной стонет от боли, умирает мой верны боевой друг.
Когда грохот наконец стих и все успокоилось, у меня еще долго не хватало мужества обернуться и поглядеть назад. Выйти из оцепенения помог негромкий возглас Нестерова:
— Все, кажись, приехали!
В голосе пожилого милиционера было столько растерянности и горечи, что я весь похолодел и тут же безоговорочно ему поверил. Именно поэтому, когда я все же решил обернуться, то уже не испытывал особых иллюзий.
«302-ой» выглядел, будто после атаки неведомого гигантского монстра размером никак не меньше железнодорожного локомотива. Своими чудовищными челюстями хищник вцепился ему в бок и вырвал оттуда огромный кусок железной плоти. Дыра простиралась от люка ФВУ до пулеметной амбразуры левого борта. По ее краям торчали концы разрушенных трубопроводов и жгуты оборванной электропроводки. Вся эта жуть, кошмар любого механика тонула в медленно оседающей мутной мгле мышиного цвета. Не в силах вымолвить ни слова, я тупо уставился на страшную картину. Да-а-а, ничего подобного раньше видеть не доводилось.
— М-может м-можно как-то починить? — робкий заикающийся голос Пашки прозвучал совсем тихо.
Ответом мальчишке послужил гулкий удар металла о металл. Не ожидая ничего хорошего, я повернул голову и понял, что это отвалился ствол крупнокалиберного КПВТ. Теперь вместо него из башни торчал кургузый огрызок длиной сантиметров двадцать.
Черт! Сердце сжалось от боли, жалости и тоски. Ведь совсем же новенький был пулемет! Где ж я теперь такой достану? Подумал и тут же обругал себя за тупость. Ну, накой хрен тебе пулемет? Куда ты его собираешься ставить?
— Колеса ведь целые и мотор тоже… — Пашка не сдавался.
— Понимаешь, Павлуша, — за объяснение ситуации взялся старик-ученый. — Для бронемашины, как и для другого автомобиля, колеса и мотор это еще далеко не все.
— Да знаю я, Даниил Ипатиевич! — мальчишка даже обиделся, что его принимают за полного дуралея.
— Все, заканчиваем базар!
Леший закрыл лекцию по теории автомобилестроения. Почти закрыл, оставляя за мной последнее слово. Но я сейчас вряд ли мог говорить, а потому лишь отрицательно покачал головой. Ничего, мол, нельзя сделать. Мертвая машина.
— Тогда берем с собой все необходимое, все что сможем унести и уходим, — Загребельный подвел черту.
— Уходим? — очень неуверенно переспросил Фомин.
— Есть другие предложения? — подполковник ФСБ поглядел на банкира исподлобья. — Может кто-то хочет остаться здесь?
— За месяц можно дойти, — я понемногу начал приходить в себя.
— До Могилева?! — ужаснулся староста Рынка. — Пёхом?
— Ну, лично тебя мы на руках понесем, — съязвил майор милиции.
Сделал он это как бы между прочим, так как в это самое время ставил задачу своим юным подчиненным. Слова для этого не требовались, одни знаки. Пашке было указано обойти БТР спереди, Лизе сзади. Орловы отряжались в караул и должны были находиться там, пока мы не соберемся в дорогу.
Одинцовские разведчики прекрасно поняли командира и, подняв оружие, отправились на свои посты.
— Только не маячьте на открытом месте, спрячьтесь там где-нибудь, — прокричал я им вслед, хотя наверное это было лишним. Орловы не первый раз в опасной зоне. Знают все не хуже меня.
— Предлагаю вернуться, — Фомин продолжал отторгать саму мысль о пешем походе. — Объясним все Недеждину, найдем новый транспорт, соберем группу побольше…
— Нам теперь все равно, что вперед, что назад, — заметил Главный.
— Почему? — Фома удивленно взглянул на ханха. — До Могилева с полтысячи километров, а Подольск он… До него ведь…
— Все просто, — перебил банкира Главный. — Если идти на юго-запад, то километров через шестьдесят, это где-то после Медыни, проблем поубавится, причем значительно поубавится. Если же возвращаться к Подольску, это значит начинать все с начала.
— А кроме того не факт, что там мы новые колеса отыщем, — добавил Леший и поглядел на меня в поисках поддержки.
— Не факт, — подтвердил я, хотя думал совершенно о другом: — Так что ты там говорил о шестидесяти километрах? — мысль наконец оформилась и немедленно сорвалась с языка.
— В глубине Проклятых земель, как вы их называете, находится уже совсем иной мир. — Главный с завидным упорством повторил то, что уже рассказывал нам вчера.
— Состав горных пород, рельеф, ландшафт, радиоактивный фон, гравитация… — процитировал слова его подполковник ФСБ, чем продемонстрировал свою великолепную профессионально заточенную память. — Ты уже об этом говорил. Что там еще не так, как здесь?
— Совершенно точно мне сказать сложно, — ханх как-то подозрительно замялся. — Знаю лишь одно, в глубине Проклятых земель уже образована достаточно стабильная формация с которой не совместима вся эта чехарда и неразбериха зон перехода.
— Во завернул! — невесело хмыкнул я. — И чем же обеспечивается вся эта стабильность? Что мешает, к примеру, зверью из зон перехода перебраться в центр Проклятых? Там что забор стоит?
— Барьер и впрямь существует, — неожиданно подтвердил Главный и сразу же поспешил добавить: — Но не беспокойтесь, пробиваться через него не придется. Это будет походить на «зеркало», то самое «зеркало», которое мы преодолели по пути в Наро-Фоминск.
— Что опять?! — чуть ли не в один голос воскликнули мы с Лешим.
— Я же сказал походить на «зеркало», только походить, — успокоил нас ханх. Переход через барьер я бы назвал безвариантным. Попасть можно только в одно место, именно туда, куда нам и надо.
Наша «милая» беседа на свежем воздухе Проклятых земель несколько затянулась. Я понимал это, а потому решил поставить на ней точку. Пора в дорогу. Как бы не протестовал Фомин, мы все равно пойдем в Белоруссию, к Могилеву и остановит нас только смерть. Намереваясь громко и однозначно объявить об этом, я открыл рот, но меня опередил Серебрянцев:
