Одинцов уже немало знал об этой планете и о многом догадывался. И сейчас, разглядывая карту, первую настоящую карту этого мира, он думал о том, что Айден отчасти напоминает Землю. Конечно, не очертаниями материков с прихотливо изрезанными береговыми линиями; скорее их размерами и взаимным расположением. Его ладонь скользнула вверх, туда, где над Длинным морем нависала громада северного материка, Хайры. Аналог Европы? Вполне возможно… По словам Ильтара, Хайра была огромным массивом суши, на котором страна западных хайритов занимала не более четверти всего пространства. Их поселения располагались в южной и юго-западной части континента — в широтах, соответствующих Испании, Франции, Италии. Затем материк, омываемый океанами с запада и востока, уходил к северу неправильным треугольником; где-то в районе его вершины, в области вечных льдов, лежал полюс.
Голубая извилистая лента Ксидумена отделяла Хайру от Ксайдена, центрального материка. Ксидумен протянулся в широтном направлении на одиннадцать тысяч километров, словно поглотив самые известные моря Земли — Средиземное, Черное, Каспийское, Аральское. Этот огромный пролив между двумя материками сквозным коридором соединял Западный океан с Северокинтанским, расположенным, по земным меркам, где-то на месте Восточной Сибири, Камчатки и Японии.
Центральный материк, по площади приближавшийся к Евразии, состоял из двух субконтинентов, соединенных Перешейком — полосой суши, похожей на сапог Апеннинского полуострова, увеличенный раз в шесть-семь. На востоке, за Перешейком, выступали угловатые контуры Кинтана, также полностью лежавшего в Северном полушарии. Эта отдаленная и загадочная земля по площади не уступала Южной Америке, слегка напоминая ее и своими очертаниями.
К западу от Перешейка находился собственно Ксайден. Его северная часть, прилегающая к Длинному морю, была обитаемой с древнейших времен; тут расположились и Айденская империя, и эдорат Ксам, и разбойничьи княжества Диграны, и десятки других больших и малых государств, вольных торговых городов, протекторатов, регентств и королевств. Слегка сужаясь, Ксайден простирался к югу, тянулся к другому полушарию, как и Хайра, купая свои берега в водах двух океанов, Западного и Южнокинтанского.
Однако в полутора тысячах километров от экватора четкие контуры береговой линии Ксайдена размывались, и желтая чистая поверхность пергамента зияла пустотой неопределенности. Где-то здесь пролегла граница Великого Болота, у которой Одинцов закончил свою экспедицию; чудовищная непроходимая топь перегораживала Ксайден от океана до океана, не то рассекая его на две части, не то отделяя от центрального континента другой, южный материк. Над этой трясиной, смесью грязи и солоноватой гнилой воды, поросшей кое-где чудовищной и странной растительностью, был задернут полог зноя. Айден был, вероятно, ближе к своему светилу и оказался теплее Земли, так что жара в экваториальной зоне могла достигать невероятных величин — шестидесяти и более градусов. Одинцов попытался припомнить, при какой температуре сворачивается белок, и мрачно хмыкнул. Кажется, около семидесяти? Тогда понятно, почему ни один корабль из Айдена или Ксама не сумел пробиться в Южное полушарие… Жуткий зной, вулканические островные цепи и безбрежные поля водорослей непреодолимы для любого парусного судна…
При воспоминании о той удушающей влажной преисподней, на пороге которой он стоял три месяца назад, Одинцов снова почувствовал жажду. Подняв кувшин, он надолго приник к его холодному краю, не замечая, как струйки сока текут по шее под тунику. Да, там, у Великого Болота, любой из них отдал бы полжизни за глоток такого напитка!
Опустив сосуд на стол, он с мрачной улыбкой бросил «зажигалку» туда, где за линией экватора желтела пустота. Он почти не сомневался, что за сотнями и сотнями километров болота находятся открытые воды, море или пролив, а за ним — еще один материк, Терра Инкогнита, Неведомая Земля. И в ней, скорее всего, тоже обитают люди. Люди, умеющие делать электронные приборы; люди, которые не желают, чтобы их беспокоили воинственные варвары из другого полушария. Одинцов покосился на дар Арьера, на вазу-раковину, потом — на «зажигалку»-фатр. От первой веяло тысячелетней древностью; казалось, что ее странные чарующие формы не могут быть делом человеческих рук. Вторая будто бы только вчера сошла с конвейеров «Дженерал Электрик» или ИБМ.
С глубоким вздохом он аккуратно свернул пергаментный лист в трубку и запрятал в потайное отделение шкафа вместе с прочими своими сокровищами — вазой, кинжалом и «зажигалкой». Солнце опускалось за каменную стену, парк погрузился в полумрак. Пора. Златовласая ждет. Единственное существо в этом мире, которое знает крохотную частицу правды о нем. Всего лишь то, что он — не Аррах бар Ригон. Кто же тогда? Дальний родич из Хайры, которого она любила… Человек, заменивший ей Арраха, прежнего суженого…
И они будут любить друг друга сегодня, любить со всем пылом юности, жадно и нежно, как в тот самый первый раз в саду… Потом уснут, усталые и счастливые… И тогда придет ЭТО. Может прийти.
Уже пять или шесть раз Одинцова беспокоили внезапные ночные атаки. Они начались давно, с месяц назад, когда экспедиция миновала зону пограничных лесов, вступив на прибрежную равнину. Казалось, после той памятной ночи, когда он сражался с ксамитами и встретил Р'гади, Шахов с Виролайненом оставили его в покое. Но нет! Теперь Одинцов понимал, что старый академик, скорее всего, был занят совершенствованием своей дьявольской машины.
Теперь Виролайнен начал пристрелку. Попытки установить контакт были очень слабыми и кратковременными, но Одинцов сумел уловить нечто новое — и пугающее. Исчезло ощущение неимоверно тонких пальцев или щупальцев, шарящих в мозгу, прекратились ночные кошмары; теперь взломщик проникал в его голову, обутый в мягкие шлепанцы, и поднимал крышки тайных ларцов его разума руками в бархатных перчатках. Пока он еще замечал эти вкрадчивые прикосновения и вовремя просыпался. Но что случится потом? Виролайнен — упрямый старый пень… да и Шахов не лучше…
Одинцов тряхнул головой, отгоняя тревожные мысли, и вышел из кабинета.
* * *
Он медленно сел, спустил ноги на пол и согнулся, уставившись в полузабытьи на собственные пальцы, мертвой хваткой стиснувшие колени. Потом его взгляд, бессмысленный, непонимающий, метнулся в сторону. Рядом на постели спала юная женщина. Красивая, с золотыми волосами. Лидор…
Он что-то должен был вспомнить… Что-то связанное с ней? Нет, не то… Глаза беспорядочно метались по обширному покою, по стенам, обтянутым шелком, влажно мерцавшим в пламени свечи, по резной мебели с медальонами из хрупкой золотистой кости, по большому пушистому узорчатому ковру, покрывавшему пол. Не то, не то, все не то…