Ознакомительная версия.
Киря таращился на незнакомку из запотевших окуляров. В фильтре гудел воздух, а он все никак не мог надышаться. До чего же скверная тут вентиляция! Еще чуть-чуть – и он потеряет сознание. Но сейчас – нельзя, сейчас – не время.
Его шатнуло. Киря оперся о стену, стараясь удержаться. Не смог – пополз вниз.
Женщина сняла коромысло с плеча, поставила ведра на ступени. Покачала головой – то ли сочувствующе, то ли осуждающе.
Непонятно: Киря задыхался, а ей – хоть бы хны. Может, все-таки тоже снять резину?
– Тяжко дышать, милок? – она заговорила первой. Голос у незнакомки был тихий, приятный и мелодичный. Понимающий такой голос. – На, выпей воздушка.
Женщина протянула ему ведро. Пустое.
«Точно сумасшедшая», – пронеслось в голове у Кири.
Однако ведро, поднесенное к противогазному фильтру, оказало удивительный эффект. Словно в затхлое подземелье подуло ветерком. Воздух посвежел, дышать сразу стало легче.
Чем объяснить такое, Киря не знал. Да и не до объяснений сейчас: надышаться бы.
– Да ты личину-то свою сними, милок, – посоветовала незнакомка. – Сподручнее будет воздушек пить.
А может, и ничего? Ей же – ничего.
Киря нерешительно приподнял маску, сдвинув на лоб фильтр.
– Ладошки подставь, – снова раздался негромкий женский голос.
Киря сдвинул вместе широкие сталкерские перчатки. Женщина чуть приподняла деревянное ведерко над его ладонями и будто плеснула через край воды на резину.
Только не вода это была – воздух.
Возможно, зараженный, возможно, с поверхности. Но такой чудесный, сладкий, свежий.
Снова почудился ветерок. На этот раз он тронул резину перчаток. Киря приподнял руки, поднося сложенные лодочкой перчатки к лицу.
Как же славно дышалось сейчас! Киря действительно словно пил этот воздух. Пил и не мог напиться. Живительный кислород дурманил. Силы возвращались.
Все, теперь он в порядке. В полном. Киря снова натянул на лицо маску противогаза.
Теперь даже через фильтр дышится легко. В пустых деревянных ведрах словно лежали невидимые кислородные шашки.
Незнакомка, склонив голову к плечу, рассматривала его тусклыми черными глазами.
– Ты кто? – глухо спросил Киря из-под противогаза.
– Алёна, – ответила она.
Киря еще раз осветил ее с ног до головы. Не прищурилась, не прикрыла блеснувших глаз. Платье, платок, коромысло, ведра. И чего-то не хватает. Ну да, конечно. Фонаря.
– Ты ходишь здесь без света?
– Я привыкла.
– Но как же ты… под землей…
– А как вы из-под земли? – Алёна улыбнулась. – Туда, откуда вы поднялись в своей железной бочке, даже вода не захотела уходить.
Вода не захотела? Наверное, в этом есть какая-то логика.
– Нам надо было, – пробормотал Киря не очень уверенно.
– Мне тоже надо, – а вот она точно знала, что говорит.
– Откуда ты здесь такая, с коромыслом? – спросил Киря, немного помолчав и подумав.
– Из Коромысловой, – ответила она.
– Чего-чего?
– Из Коромысловой башни.
– Башни? – Киря хмыкнул. Ему показалось, что его собственная «башня» дает течь. – Там, наверху, есть башня?
– Там, наверху, целая крепость. Кремль.
Она улыбалась ему спокойной безмятежной и немного грустной улыбкой.
– Да? А что еще наверху?
– Нижний.
– Нижний – наверху? – не сразу понял Киря.
– Нижний Новгород, – пояснила она. – Был.
Был, значит…
– А что-нибудь осталось в твоем Нижнем? Ну, кроме башни и крепости.
Алёна покачала головой:
– Мало что остается наверху. Теперь все уходит вниз. Даже Волга и Ока-река прячутся под землей. Видел, там, – она указала на лестницу за спиной Кири, – все затопило?
Киря машинально кивнул.
– Там крепостные ходы? – спросил он.
– Нет, крепостные ходы – здесь, – она тронула обложенные кирпичом стены. – А те ходы строили похоже. Рыли много, шумели много, прятали много.
– Что прятали? – насторожился Киря.
– Всякое. Разное. Мне не интересно. Я туда не хожу.
– Ты живешь в башне? В этой… которая Коромыслова?
– Под башней. – Алена снова печально улыбнулась. – И живу – это не совсем верное слово.
Кире стало не по себе. Если она не живет, значит…
Начохр попятился, не отводя от Алёны фонаря и автоматного ствола.
– Да не хватайся ты так за свою пищальку. – Алёна кивнула на автомат. – Все равно не поможет. И не надо меня бояться, милок. Неживое – не обязательно страшное.
Значит, все-таки неживое!
– Меня замуровали, – женщина говорила об этом с удивительным спокойствием. – Давно еще, когда строили крепость.
– К-к-ак замуровали? – Киря не сразу совладал с собственным языком. И не до конца: он начал заикаться.
– Живой, – пожала плечами Алёна. – Вместе с коромыслом и ведрами. Я вышла по воду. Рано, до зорьки, темно еще было. Меня схватили. Затащили. Заложили камнями. Там, – она указала наверх, – в фундамент башни.
– З-з-зачем? – Киря не отрывал рук от «калаша». От «пищальки», как назвала автомат Алёна. Впрочем, замурованная заживо женщина не проявляла агрессии. Может, и правда: неживое – не обязательно страшное?
– Надо было – вот зачем, – об этом Алёна тоже сказала отстраненно и бесстрастно. – Кого-то живого надо было замуровать, чтобы потом мертвая башня стояла дольше и крепость была крепче. Так ведь и вышло. Все вокруг порушилось, а Коромыслова башня – стоит. И весь кремль теперь за нее держится.
– А ты… – Киря сглотнул, не закончив фразы.
– А что я? – еще одна невеселая улыбка. – Земля просела, под башней появился пролом. Я хожу себе с коромыслом и ведрами, как раньше. Только тогда я ходила на реку по воду и таскала водицу домой снизу вверх. Теперь все по-другому. Теперь мой дом здесь. И воды теперь вокруг – хоть залейся. Теперь я воздух сверху ношу. Если бы не я, здесь бы вообще уже воздуха не было.
Определенно, из ее ведер тянуло свежим воздухом. Как это возможно, Киря не знал, и голову над таким феноменом он ломать не стал.
– Да что я тебе объясняю-то, милок? Ты и так все знаешь. Сам чуть не задохнулся.
Киря кивнул, признавая ее правоту, но не до конца понимая ее слова. Алёна вздохнула:
– Теперь вода течет под кремлем. Течет и несет… В общем, всякое она сверху приносит. Нехорошее всякое.
– Поэтому она светится? – спросил Киря.
– То, что светится, – не страшно, – махнула рукой Алена. – Это даже удобно.
Ну да, наверное. Тому, кто гуляет под землей без света, – удобно.
– Хуже, что она дышит, – продолжала Алена. – Выдышала уже все, окаянная. От такой воды здесь даже после смерти тяжко без воздушка.
Даже после смерти… Киря передернул плечами. А прав, оказывается, Хвостопад: можно, выходит, разговаривать с мертвыми. Но если можно разговаривать, то, наверное, и вызнать у них кое-что тоже можно.
Ознакомительная версия.
