Кудесник обошел каждое тело, внимательно изучил характер ранений, с каждой секундой все больше убеждаясь, что никто здесь ни по кому не стрелял. Все случилось гораздо проще, быстрее и, как бы это сказать, знакомее ему. Их убили голыми руками. Всех одновременно. Не дав даже понять, что происходит. Не дав ни малейшей возможности оказать сопротивление. Беспощадно и хладнокровно. Убийца не желал демонстрировать им свою силу, не питался их страхом, не наслаждался их беспомощным состоянием. Когда они были еще живы, он не ходил между ними, извивающимися в агонии, с улыбкой на лице. Убийца – не маньяк, ему важна была только их смерть.
У сержанта смята грудная клетка, одному лейтенанту кто-то пробил череп, а другому, судя по неестественно вывернутой голове, сломали шею. Один из сержантов лишили нижней челюсти, еще одного, судя по всему, бросили спиной на железную конструкцию бокса, и он сломал позвоночник.
– Егор, – тихо позвал кто-то.
Звягинцев обернулся ко второму боксу.
Внутри, опершись спиной на колесо ржавого «уазика», сидел окровавленный доктор Герцен. Прежде чем подбежать к нему, Егор по привычке сначала осмотрел все вокруг – не заключительная ли это часть заманивающего в силки сценария? Но вокруг все было тихо, и тогда Кудесник поспешил к доктору, присел, осмотрел кровоточащую рану на груди и торчащий из нее ржавый железный прут.
«Не жилец», – мелькнуло в голове.
Профессор дышал тяжело и хрипло, глаза у него то и дело закатывались, кожа приобрела белесый оттенок.
– Кто это был, доктор? – прижав ладони к его щекам, не давая голове упасть на грудь, спросил Кудесник. – Как он это сделал? Вы видели, как это произошло?
– Твой и наш враг, – с трудом ответил Герцен. – Нет времени на… разговоры. Нужно действовать… быстро. Он знал, что мы идем сюда, но не знал… для чего. Его отвлек Лаваш, взял на себя, но вряд ли он сможет с ним управиться… – Профессор откашлялся. – Экспериментал обязательно сюда вернется. У тебя очень… мало времени.
– Что ему от меня нужно?
– Он – сильный противник, Егор, очень сильный… но он не такой, как ты… он зависим от инъекций, он силен только под их воздействием, а ты… А ты можешь быть сильным всегда…
– Док, что ему от меня нужно? – повторил вопрос Егор.
– Ты ему нужен и то, что в тебе… Не дай ему отнять это. Сейчас он в разы сильнее, но ты можешь победить его… Ключ спрятан под машиной, в этой смотровой яме… Введешь его и сам все поймешь… Надеюсь, что ты готов к полному синтезу, к последней контаминации, потому что этот ключ… – профессор снова закашлялся, – не учебный. Он откроет вентиль до упора, переведет твои внутренние силы в боевой режим… навсегда. Если ты справишься с тем, что выгрузит в тебя модулятор…
– Модулятор? – вспомнил Егор о зуде в затылке.
– Да, Егор… у тебя есть помощник. – Доктор хотел улыбнуться, но у него это не получилось. – И если ты сумеешь с ним справиться, ты будешь непобедим. Мы хотели сделать из тебя совершенного бойца… и сделали. Но все теперь зависит от тебя…
Егор не знал, ненавидеть ли ему доктора или благодарить. Мысли у него в голове сбились в плотный ком, словно собранные воедино пластилиновые фигурки. Каждая – отдельного цвета и формы. С одной стороны, его не могла не тешить мысль, что он совершенный боец. Что теперь никто и никогда из простых смертных не сможет победить его. Но с другой… Подтвердилось то, о чем он все время догадывался, – он чертов киборг. И даже если у него не стальные кости и гидравлические мышцы, если у него не бегает перед глазами прицел, как у роботов из старых фантастических фильмов, все равно в нем есть что-то постороннее, неорганическое, помогающее ему справляться с критическими ситуациями гораздо эффективнее, чем обычному человеку. Что это значит? То, что над ним проводили эксперименты, его изучали, нагло заглядывали во все дыры, вскрывали череп, он был подопытным кроликом, завлекаемым на операционный стол путем обмана. Герцен лгал ему, когда говорил об обычных тестах. Лгал, когда вводил снотворное или усыплял гипнозом. И при этом Егора никто ведь не спрашивал: согласен ли он? Конечно, в таких случаях компромисс исключен, ведь у подопытных не спрашивают, согласны ли они побыть мясом для экспериментов. У них только потом интересуются: как самочувствие, не тошнит ли, не болит ли? Спрашивают, что он видел, с кем схлестнулся, кого убил. Ну да, за изделия ведь нужно беспокоиться, в них вложили немало труда и, должно быть, средств. Как можно не контролировать их, выпустив немного побегать на лужайке и пощипать травки? И как не выбраться в ночь и не преодолеть семьдесят километров из лаборатории к Имасу, если изделию реально что-то начинает угрожать? Если появляется тот, кто хочет отнять у изделия его суть, – модулятор…
Да, с его способностями Кудесник сможет в два счета решить проблему с «монголами», и не только, но разве не из-за этих же способностей и возникла сия проблема? Разве не из-за них он простился со своим другом и оставил на произвол судьбы свою девушку? Именно из-за них. Вернее, из-за себя, каким создал его Герцен…
Так благодарить или возненавидеть? И кого именно – себя, модулятор, Герцена? Обвинять себя в наивности, легкомыслии и излишней доверчивости? Осуждать старика в чрезмерном увлечении наукой, попытке стать богом?
Да кого тут ненавидеть? Бог наказан за свои происки. Он знал, на что идет, и теперь лишь случилось то, что должно было случиться – он оставил свое чадо, едва доведя его до совершеннолетия. Не сказав напутственного слова, не приучив к жизни, не объяснив смысла его существования, даже не простившись.
Кудесник отпустил голову едва дышащего, закатившего глаза Герцена, поднялся, стащил с себя рюкзак и автомат, подошел к задней части изъеденного ржавчиной «уазика».
Узкая смотровая яма заросла настолько, что даже сложно было предположить, что там может быть тайник. Кудесник пренебрег тремя высокими ступеньками, просто спрыгнул в яму и начал продвигаться вперед, подминая высокие грубые стебли чертополоха. Прошелся туда-обратно. Уж неизвестно, что он рассчитывал там увидеть, возможно, сундук с надписью «Тайник здесь». Наконец он остановился и задумался. Все, что он обнаружил, было дырявой канистрой, использованными маслофильтрами и катушкой проволоки. Присев, Кудесник с надеждой открыл лючок канистры, поболтал ею – тихо. Поднял и отбросил назад маслофильтры – ничего. Пусто оказалось и под катушкой. Оглядел яму еще раз – вдруг не заметил чего? Но, кроме найденного хлама и непомерно разросшегося чертополоха, в яме не было ничего достойного внимания.
«Ключ спрятан под машиной, в этой смотровой яме…» – вспомнил Кудесник слова Герцена.
