2
Химик быстро продвигался вперед. В предутренней мгле бледно-желтые стены домов казались серыми. По большей части на пути попадались постройки в два или три этажа, но были и пятиэтажки, облицованные потрескавшейся плиткой. Вдоль асфальтовых улиц тянулись газоны с пожухлой травой, росли тополя.
Он остановился на перекрестке, где улицу, по которой вскоре предстояло проехать «Малышу», пересекала другая, поменьше. Туда лучше не поворачивать: мины. Кажется, обе группировки решили, что город является ключевым местом, которое обязательно надо взять под контроль. Это было вполне логично, учитывая близость ЧАЭС и то, что с этой стороны через Лиманск вел единственный путь к станции. Когда в Зоне немного успокоится после сверхвыброса – настолько, насколько в Зоне вообще могло быть спокойно, – многие сталкеры попытаются достигнуть ее центра по этому пути. Контроль над подобной точкой очень важен.
Скрипнув наколенниками защитного костюма, Андрей присел за фонарным столбом, перебежал к дереву, оттуда – через перекресток к выкрашенным синей краской почтовым ящикам на коротком железном столбике. Впереди стоял ржавый грузовик, с борта свисало неподвижное тело. Пока что все шло нормально. Городок небольшой, до центральной площади оставалась пара кварталов… И тут на балконе слева Химик заметил человека, одетого во все черное.
На той стороне двухэтажный дом изгибался буквой «г», углом его являлась трехэтажная башенка под наклонной железной крышей. Балкон с навесом находился на втором этаже; монолитовец стоял на коленях, сложив ладони. «Да он же молится!» – удивился Андрей. Конечно, они – секта безумцев, подчиняющихся хозяевам Зоны, выполняющих их ментальные команды, цепные псы Осознания… Но Химик никогда не думал, что сектанты еще и религиозны в более привычном смысле. Выглядел солдат очень по-христиански, когда стоял вот так, на коленях, склонив голову. Кому направлена молитва? Монолиту? Ноосфере? Какие слова шепчет этот человек, с какими просьбами обращается к своему темному богу?
Химик размышлял над этим, уже сняв с плеча винтовку и разложив приклад. Он встал на одно колено и приник к оптическому прицелу. Расстояние было небольшим, в перекрестье тонких линий отчетливо виднелась фигура на балконе. Из-за действия артефакта казалось, что ночной мир вокруг посверкивает мириадами искр, подрагивает в напряжении, будто пленка в заклинившем киноаппарате, готовая либо разорваться – либо рвануться вперед с утроенной скоростью. Тело переполняла энергия, разум – желание действовать, куда-то бежать, крушить, бить ножом, стрелять… убивать. Молится он там или не молится, и какому из сотен тысяч вымышленных людьми богов или демонов – неважно, конец все равно один!
Андрей поймал в перекрестье голову монолитовца, медленно выдохнул, замер, перестал дышать… и выстрелил.
После нажатия спусковой крючок дернулся, словно сам собой, а в действительности – под действием боевой пружины, и саданул по ударнику, который проколол капсюль-воспламенитель патрона.
Пламегаситель не позволил никому, кто мог бы находиться на этой улице, увидеть выстрел. Глушитель съел грохот вылетевшей из ствола пули, превратив его в негромкий хлопок.
«СВД» – самозарядное оружие, стрелку не надо перезаряжать его. Часть пороховых газов сквозь отверстие в стенке ствола попала в газовую камеру, ударила по поршню и отбросила его назад вместе с рамой. Когда рама стала отходить, затвор открыл канал, выбил гильзу из патронника и ствольной коробки. Тем временем рама, сжав возвратную пружину, взвела курок.
Через мгновение второй патрон попал из магазина в патронник, а курок опять встал на боевой взвод. Затвор «заперся», повернувшись влево. Химик отпустил спусковой крючок, хотя палец с него не убрал, готовый выстрелить еще раз: он помнил, сколько пуль пришлось выпустить напарнику возле Лесного дома, прежде чем монолитовец свалился с колпака машины.
Впрочем, тогда на них напал не рядовой сектант – офицер. Андрей надеялся, что у простых бойцов живучесть куда ниже.
Балкон находился недалеко, а душа добавила твердости руке и улучшила зрение – он попал точно в правый глаз. Увидел, как под бровью монолитовца появилась черная дыра, а потом на самом краю того участка пространства, который виднелся в прицеле, что-то мелькнуло. Андрей дернулся, ствол сместился влево и выше – из дверного проема позади мертвеца на балкон шагнул второй сектант. Сталкер выстрелил, целясь в шею, монолитовец присел – на голове его была каска, и пуля со звоном ударила в нее.
* * *
Никита поднял голову, выпрямился на сиденье. Он чуть не заснул, в чувство его привел едва слышный звук, долетевший со стороны города. Не то звон, не то лязг… Или показалось? Сонная тишина окутывала Лиманск. Сколько сейчас? Глянул на часы – ага, почти пять. Осень, холодно, темно… Он вновь откинулся на спинку. Этот час суток называют «утром», хотя на самом деле утро как таковое еще не наступило: стылая осенняя ночь поглотила Зону. Где-то далеко догорали костры, в круге теплого света сидели сталкеры-одиночки или группы, бродяги спали в брошенных домах, а по лесам бежали слепые псы, ломились сквозь заросли кабаны, и одинокая химера пробиралась вдоль скал, ища очередную жертву. Крысы шмыгали по подвалам развалин, в катакомбах и подземельях бродили таборы угрюмых бюреров, журчали радиоактивные воды ручьев, ветер шевелил заросли жгучего пуха, и аномалии, будто мины разных модификаций, смертельными пятнами покрывали территорию. Шепчущая тысячами голосов, горящая мириадами бледных огней ночная Зона медленно вращалась вокруг Никиты и укачивала его – он уплывал, сознание растекалось по Землям Отчуждения, по всем их лугам и холмам, глухим полянкам в чаще диких лесов, по болотцам и тропинкам, где ни разу не ступала человеческая нога, лишь следы не изученных никем редких мутантов виднелись там…
Он вздрогнул, заморгал, стряхивая наваждение. Достал фляжку, сделал маленький глоток, плеснув на ладонь клюквенной водки, растер лоб. Опять откинулся на спинку, прикрыл глаза. Ведь чуть не уплыл, сознание не потерял! Ему было совсем плохо: кружилась голова, во рту пересохло, озноб сотрясал тело. Как бы не вырубиться. Или сейчас, или позже, в городе, – въедет в какой-нибудь дом и на том все кончится. Может, водки еще выпить? Нет, и так подташнивает, а напарник говорил, пить, когда болеешь, вредно для сердца. И артефакты вредно… Хотя у Никиты сердце здоровое, сильное – такое сердце дай бог всякому. Мощное, как эта вот ЧАЭС, которую и называют сердцем Зоны, ее главной мышцей, той, которая толкает радиоактивную кровь по всему телу…
Он с усилием поднял голову, осознав, что опять начал погружаться в забытье. Поглядел на часы, встал. Нет, так не пойдет, если он сейчас упадет в обморок, все будет кончено.
