Чем больше прольется крови — тем лучше...
— Что делать с этими проститутками? — спросил Рафак — я бы свою трахнул напоследок...
Магомет покачал головой
— Иногда мне кажется, что ты плохой мусульманин, Рафак. Ты испытываешь терпение Аллаха, скажу я тебе. Не думай, что если ты встал на Джихад — Аллах не накажет тебя за те мерзкие слова и помыслы, какие есть в твоей головы. Разве ты не боишься, что когда предстанешь перед Аллахом, он спросит тебя: Рафак, ты сражался за меня или просто творил беззаконие себе в угоду? И что ты ему тогда ответишь?
Магомет умел говорить хорошо. Образно, страстно, подбирая именно те слова, которые нужно. Маленьким, он слушал, как гневно и страстно говорит его отец. Результатом этих речей — стали восемьсот тысяч зверски убитых, растерзанных людей за два месяца, начиная от военных и заканчивая младенцами, не меньшее количество раненых и искалеченных, обезумевшая от пролитой крови, разоренная как после нашествия вражеских полчищ страна. Но это его не остановило — и теперь он делал все, чтобы то же самое было в стране русских — ненавистной Иттихад е-Руси.
— Прости брат... — сказал Рафак — я и в самом деле впал в грех и возгордился. Воин джихада должен быть скромным...
— Вот теперь — твоими устами говорит сам Аллах...
От сессии до сессии живут студенты весело — так что и Дарья и Малена были дома. С утра они вяло позанимались какими-то науками, Дарья добила наконец-то реферат, на которым корпела три дня — реферат посвященный вкладу выдающегося русского юриста А.Ф. Кони в юриспруденцию. И сейчас — они курили кальян на кухне и переговаривались за жизнь...
— Мала... — Дарья задержала дыхание, наслаждаясь очищенным от смолы дымом наргиле, в который она подмешала «марихуаны мужских растений», которую достал для нее Магомет — я вот думаю, зачем мы навязываем эти людям свои правила жизни, а...
— Ты про что? — Малена закашлялась, вдохнув много
— Про Восток. Это же понятно, что они не такие как мы, да? Зачем мы туда идем? Зачем мы заставляем жить по-нашему. Пусть они живут, как хотят.
Если бы Дарья видела некоторые зарисовки на тему «Тегеран 2002 год», то, наверное, не была бы столь наивна. Например, бывший футбольный стадион, заваленный трупами — двое из военных врачей, которым поручили очистить стадион, захоронив убитых как положено, умерли, не перенеся того, чему пришлось быть свидетелем: один застрелился, у другого в ту же ночь не выдержало сердце. Офицер пионерных саперных частей, чья штурмовая гаубица первой прорвалась к Площади Парадов — поседел за одну ночь и оставил армию. Двое спецназовцев, увидевших горку отрубленных детских рук на крыльце школы — потом не взяли ни одного пленного, потому что поклялись в этом на крыльце той самой школы. Да, они другие и они хотят жить совсем по-другому: с горами трупов под заунывное пение муэдзина. Но сможем ли мы — живя рядом с этим оставаться самими собой — вот в чем вопрос.
— Ты о чем? Они же дикари, — хохотнула Малена, — варвары[67]. Какая у них может быть свобода, а? Они не понимают, что такое свобода.
Дарье это не понравилось, и тут проявилась разница между двумя подругами, русской и полькой. Дарья была русской, и потому — инстинктивно сочувствовала всем слабым, малым, неспособным самостоятельно дорасти до цивилизации — в том числе и тогда, когда сочувствовать им отнюдь не стоило. Для русского, куда бы он не приходил — местный всегда был младшим братом, а не рабом. Это потом, когда добро было не оценено — могла начаться война, но изначально русские всегда шли с миром. Русские, православные — инстинктивно добрые, этим они отличаются от европейцев и католиков, для которых уничтожение себе подобных часто есть акт почти механический. Для русского все люди — братья[68]. Малена, католичка совершенно европейского воспитания — думала совершенно другое, и между положением ее Польши, «оккупированной» Российской Империей и положением той же Персии или Афганистана — она видела большую разницу. Польша была европейской, цивилизованной страной, оккупированной русскими варварами, что в понимании Малены было преступлением против основ мироздания. Персия или Афганистан — были землями варваров, которые должны быть оккупированы просто по определению, и ничего такого в этом нет.
— Не понимают? — переспросила Дарья — а как же Рафак, с которым ты трахаешься? Он тоже не знает, что такое свобода?
— Да брось, подружка — расслабленно сказала Малена — не с этими же козлами. Это только для здоровья...
В этот момент — на Петропавловской ударила пушка. Дарья недоуменно посмотрела часы — не полдень.
Пушка ударила еще раз.
— Что-то произошло... — сказала Дарья. Дурное предчувствие — вползало в душу
Пушка ударила еще раз. Она протянула руку к пульту — и включила маленький, кухонный телевизор...
Магомет и Рафак вернулись через полчаса. Дарья — встретила их в прихожей, надеясь по первому же вопросу понять, что произошло. Но тут и вопросов задавать не требовалось — с первого же взгляда, по горящим глазам Магомета, по Рафаку, который едва ли не подпрыгивал от радости — она все поняла. Шагнула назад, в гостиную, побледнев и прикрыв рот рукой...
Они убили Государя. Они — цареубийцы.
К Его Величеству — Дарья относилась негативно, но душителем свободы его почему-то не считала. Ей было чисто по-женски неприятно и обидно то, как Его Величество поступает с женщинами, как открыто разрушил семью, потом жил в морганатическом браке с какой-то персиянкой, потом вернул себе жену, но в то же время — имеет любовниц и не скрывает этого... какая женщина не возмутилась бы при виде этого. С другой стороны — как и все женщины Империи от пятнадцати и до сорока лет — она была тайно влюблена в Государя и не сказала бы «нет», если бы представилась возможность стать одной из его пассий... хотя она сама не хотела себе в этом признаваться. Его Величество тоже был настоящим мужчиной... он воевал лично и был ранен, он сохранял ледяное спокойствие, сидя в зале Думы, когда больше половины зала его освистывало. Один раз он безоружный, и без видимой охраны вышел к митингующим, хулиганствующим, перекрывшим дорогу его кортежу — и после нескольких его слов митингующие расступились, а хулиганы унялись. Да, она была против самодержавия, как такового — но сердцем понимала, что вот этот человек, чей портрет в десантной форме (его собственной) с Георгиевским крестом висит в Пулковском аэропорту — что этот человек хранит Россию. И убив Его Величество — Магомет с Рафаком объявили войну не власти — они объявили войну большей части страны, бросили вызов людям, навсегда отрезав себя от нормальной жизни. Они совершили непоправимое. И дальше — нет ничего кроме кошмара, как в том фильме «Цареубийцы», про группу революционеров во главе с Софьей Перовской, которые убили царя.
