— В принципе максимально отвечающая потребностям человечества модель общества — это армия в войне. Разумеется, не гниющая в окопах, а хорошо обеспеченная, славно вооруженная и опирающаяся на крепкий тыл. Вот так вот! — Воронков наклонился к собаке и хотел потрепать его по гриве, но пес отшатнулся. — Моделью отвечающих этим требованиям военных действий является колониальная империя, ведущая всей мощью своих ресурсов неограниченную экспансию. Армия, ведущая бесконечную, заведомо победоносную войну! Джой, приятель мой лохматый! Ты чего?
Пес пятился от него под пульт.
— Ничего ты не понимаешь! — сокрушенно изрек Сашка. — И все же… Что это за армия была такая. Вот, к примеру, эта шинель… Если бы генералиссимусы мастились бы между собой в чинах и разбирали, кто из них главнее, то такую шинель должен был бы носить старший комсостав среди генералиссимусов! Вот так, Джой!
Он порывисто выпрямился и качнулся, отворачиваясь от собаки, дескать, все я тебе сказал, а выводы делай сам.
Внезапно Сашка почувствовал, что утерял мысль.
И в тот же момент он потерял равновесие.
— Ч-черт! — воскликнул он, в чем был не оригинален, потому что споткнувшийся человек, равно как и пилот самолета, врезающегося в гору, произносят примерно одно и то же.
Сделав шаг назад, он наступил на полу шинели, в миг осознал, что равновесие ему уже не поймать, и начал валиться на спину.
В последний момент он выбросил назад правую руку и оперся на пульт. Под самую ладонь попал некий торчащий из пульта пластиковый грибок ядовито-зеленого цвета.
Грибок вжался в панель пульта.
И тут же что-то загрохотало, залязгало и заурчало.
Подняв руку, он посмотрел, на что же такое нажал.
Это была безусловно большая ГЛАВНАЯ, если так можно выразиться, кнопка.
— Хорошо, что не красная, — глупо улыбнувшись, пробормотал он.
Но красных кнопок на пульте вовсе не было.
Может, в этом мире роль КРАСНОЙ КНОПКИ выполняет зеленая?
Бронированные жалюзи, закрывавшие наклонную стену, раздвинулись и поползли вверх, приняв горизонтальное положение.
За ними скрывалось исполинское окно, за которым открылся огромный сумеречный ангар.
Какие-то механизмы, в которых угадывались манипуляторы, свисали с потолка ангара.
Воронков подошел к стеклу.
— И что они тут держали? — проговорил он.
Ангар, освещенный лишь едва-едва, уходил в бесконечность и темноту.
Происшедшее несколько отрезвило Воронкова. Мрачные перспективы ангара, снабженного титанической техникой, всколыхнули самые мрачные предчувствия.
— Они что-то держали здесь… — глубокомысленно пробормотал он, — и то, что они держали здесь, как это говорится в американских ужастиках… оно вырвалось из-под контроля. И оно… Оно может быть еще здесь!
Сашка и сам не мог бы сказать, верит ли он в то, что говорит. Но драматизм ситуации, которую он сам себе живописал, обладал пленительностью настоящей трагедии. И от этого охватывала сладкая жуть.
— Когда ОНО вырвалось, то его пытались заблокировать, — продолжал Воронков, — а я разблокировал…
И тут в его затуманенном мозгу возникла информационная суперпозиция.
— Пойдем, Джой, — сказал Сашка, — дверь была заблокирована, а я разблокировал.
Вот тут Джой не возражал, вот тут он был согласен.
Прихватив фляжку и шатаясь, Воронков вновь прошел вдоль пультов до торцевой двери, взялся за золотую ручку и сказал:
— Вуаля!
То, что получилось вслед за этим, действительно больше всего походило на некое безобразное «вуаля!», так что лучше не скажешь.
Воронков открыл дверь и потерял опору под ногами…
Не выпал в дверь, выпал вовсе.
Дверь и бункер исчезли.
Вместо них — сумерки и снежный склон, по которому Сашка покатился в молчании суровом, потому что заорать, как это бывает в кино, ни от восторга, ни от ужаса, ни от неожиданности, ни от чего бы то ни было он не додумался.
Врезавшись в голый зимний кустарник, он затормозил.
Сверху на него сверзился Джой.
— Зашибись! — искренне сказал Сашка, поднимаясь.
Он теперь даже не был уверен, открыл ли дверь или только собирался это сделать.
Фляжка все еще была в руке. Зажим, как на колпачках авторучек, только соответствующего размера, на ее тыльной стороне он вдел в подошедшее по размеру гнездо на талии шинели. Проверил, надежно ли сидит. Надежно. Так же он прикрепил к шинели зажимом и кортик, который на штанах мешался.
«Это другое место!» — недовольно транслировал Джой.
— Сам вижу, — помотал головой Сашка, — а приземляться на меня было обязательно?
Джой не понял.
«Здесь еще холоднее!» — заметил пес, не терявший практического отношения к вещам.
Да, в ночном зимнем лесу было еще холоднее, чем в горном бункере. Луна наполняла голый лиственный-лес призрачным сиянием. Невысокий холм, с которого скатился Воронков, был покрыт чахлым кустарником и увенчан черными зубчатыми елями.
Но холод здесь другой. Воздух плотнее и казался даже сладковатым после разреженного горного. Все равно, без шинели здесь пришлось бы совсем туго. Сашка поднял воротник.
Приходилось констатировать, что это воистину другое место. Вот только какое? Лес на этот раз, словно для разнообразия, слишком уж ординарный. Нормальной высоты деревья с черной корой, которые Сашка не брался бы опознать и днем, могли быть и липами, и вязами, и кленами. Кто их без листьев-то разберет. Не березы — точно, и не тополя. А конкретнее не скажешь. После больших и очень больших деревьев обычные — казались невысокими.
Какой-то уж очень простой лес.
Почему-то вспомнились семейные выезды за город, в такой же вот лес за грибами, на погромыхивающем мотоцикле «Урал» с коляской. Когда Сашка был еще маленький, сидел в коляске, закутанный по подбородок в брезентовый чехол, и захлебывался набегающим воздухом, когда отец наддавал газку по шоссе… Болезненно яркое детское воспоминание. Куда потом делся этот мотоцикл? Потом в семье появилась машина, а что стало с мотоциклом? Сашка этого не запомнил...
Залитый лунным светом зимний лес вполне мог быть тем самым, в котором в детстве Сашка нашел огромный белый гриб. Какой-то неправдоподобно здоровенный. По дороге домой сразу заехали в фотоателье и с этим грибом его — Сашку — сфотографировали. Фотка где-то осталась в одном из желтых конвертов, в которых он хранил теперь семейный архив.
Слеза навернулась. Нервы, размягченные алкоголем, шалили…
Но разум выделил главное — ничего не нашего, иного в лесу вот так навскидку не наблюдалось.
А что? За время путешествий по мирам иным вполне мог и снег выпасть. Погода нынче и не такие фокусы выдает.
