и ломило голову. Пока она в бешенстве, мы не отыщем другие сердца. В тварь с диким меканием полетела коза. Свистун? Зачем он…
Бьющиеся лапы разодрали козу на несколько частей, и струи крови плеснули на черную шкуру. Тварь вдруг замерла, раззявила пасть и засунула туда козью ногу. Потом поползла к прочим кускам, навалилась на них всем телом и замолкла наконец.
Я потер ноющие уши.
— Как? — услыхал я голос Росомахи. — Откуда он узнал, куда бить? Он ведь не случайно попал!
— У нее несколько сердец, — пояснил Альрик. — Вепрь пронзил одно, теперь нужно уничтожить и остальные. Как — сказать не могу. Но да, он бил наверняка.
Беда в том, что мы не знали, сколько именно сердец у этой твари. Если два, то Альрику никак нельзя ее бить. Я не мог. Да и лучше бы никому из восьми- и девятирунных ее не убивать. В тот раз Альрик с седьмой руны прыгнул сразу до десятой, причем едва-едва не коснувшись одиннадцатой. Сейчас тварь слабее, но рисковать еще одним ульвером я не хотел. Конечно, Живодер с радостью вырежет узоры на любом из нас, да только это не самое надежное средство.
Семирунный может без страха получить всю ее благодать. Но кто из семирунных сможет достать до сердца? И я понял, кто. Квигульв Синезуб. Копье вместе с его даром глубоко пробивает шкуру и уходит чуть ли не на локоть. Закавыка лишь в том, что он не в стае, а значит, не видит, куда бить.
В тварь прилетела еще одна коза. Пусть лучше жрет, чем визжит и убегает.
Я уставился на Квигульва. Он же хороший хирдман! Глуповатый, зато старательный и верный. Достоин того, чтобы стать настоящим ульвером. В тот раз я сумел отыскать даром Альрика, взял заново Живодера, значит, и Синезуба смогу.
Глазами я видел Квигульва, даром ощущал хирдманов, но не знал, как сложить первое и второе. Изо всех сил я натягивал то, что не мог даже описать и нащупать, на копейщика. Он почувствовал взгляд, глянул на меня, передернул плечами.
В стаю! Иди в стаю. Ты тоже волк… А я твой вожак. Услышь меня! Услышь ульверов! Давай же!
Тем временем тварь дожрала вторую козу и медленно поползла туда, где стояло больше людей.
Квигульв! Как схватить твое сердце? Я тужился изо всех сил, кривил морду, напрягал все тело, забыв про больную руку, но ничего не выходило. Слишком мало он с нами пробыл, и его уродливое лицо всё еще порой пугало меня спросонок. Он не стал братом. Да я знал его всего месяц-другой, как и остальных хирдманов, кто не в стае.
Толчок. Я отвел взгляд от Синезуба.
— Вижу! — крикнул Дударь с сарая.
И спрыгнул, держа меч острием вниз. Блестящее лезвие ушло в тугую плоть наполовину, и я невольно сморщился, ожидая новых визгов.
— И-и-и-и-и! — пронзило мне голову до самых пят.
Бьярне не успел вытащить меч, как его смело с твари и отбросило на десяток шагов. Повезло, что на его пути не было ни домов, ни сараев, зато оказался Стейн, ведомый моим даром. Он перехватил Дударя, отволок подальше. А меч так и остался торчать из твари.
На сей раз тварь не просто орала. Она выбросила десятки лап за раз и стремительно поползла к стене деревни, в сторону моря. Бездна! Там же наш корабль! И эти… крестьяне. И Стиг! Нельзя, чтобы тварь убил Стиг! Это же позор для хирда!
Мы побежали за ней. Альрик взлетел на дом, огромными прыжками догнал тварь и перегородил путь. Та его будто и не заметила, врезалась в него всей тушей, но Беззащитный устоял. Всего мгновение! Но тут добежал Росомаха с приятелями и тоже встал рядом с хевдингом.
Убить! Надо ее убить! Раз она так рванула, значит, сердец осталось немного. Может, одно или два. Должно быть одно или два. У нас не так много людей, чтобы за каждое сердце кто-то из ульверов выбывал из сражения.
Пальцы правой руки невольно сжались. Я скривился, пронзенный болью. Что? Моя рука! Нет, кости еще не зажили и не срослись, но я хотя бы мог двигать кистью, и опухоль немного спала. Надо удержать дар подольше!
— Куда бить? — орал Росомаха, нещадно полосуя тварь мечом. — Скажи, куда бить!
Я, уже не думая об Квигульве, сосредоточился на стае. Дударь и Вепрь выбыли, Эгиль, Трудюр и Энок тоже ранены, хоть и слегка. Страха не было ни в ком, стая не боится добычу. Олень может лягнуть одного или проткнуть рогом второго, но он не сладит со всеми.
И тут стая переменилась, перестроилась. Не мысль, а общее стремление охватило нас всех. Херлиф крикнул Синезубу:
— Копье! Дай копье!
Тот неохотно протянул любимое оружие, Простодушный передал его Живодеру, Живодер — Леофсуну, а тот кинул Эноку, который при помощи Стейна забрался на насыпь возле частокола.
Альрик оттолкнул Росомаху и Крюка, и высвобожденная тварь понеслась прямо на Ослепителя. Мы едва не забыли, что меткость Энока действует не только на лук и стрелы, но и на копья. Хотя он не так умело управлялся с ними, как Квигульв, зато метал отменно. И Энок был на седьмой руне. А еще благодаря стае у него была мощь Сварта!
Тварь мчалась, как разъяренный кабан, а Энок всё не двигался. Я слышал его сердце, оно билось ровно и спокойно. Он был не один. Вся стая была с ним.
Десять шагов. Пять.
Я не увидел, как он метнул копье, зато почувствовал выплеск силы. Тварь врезалась в насыпь и растеклась бесформенной лужей. Копье и меч задрожали, наклонились и начали медленно погружаться в черную жижу. А внутри меня вспыхнуло яркое солнце, ослепившее каждого в стае. И Энок одним махом поднялся до десятой руны.
— Скорее!
Альрик подбежал к твари и начал вырезать плоть вокруг копья.
— Нужно вынуть сердца!
Росомаха тоже взялся за дело, только вокруг Дударева меча.
А я моргал, не в силах прогнать странный морок. На кого бы я не взглянул, ясно видел, куда и с какой силой надо ударить, чтобы убить.
Дар растаял, как снег в Бриттланде, хотя я цеплялся за него до последнего, заживляя раны себе и хирдманам. Я шевелил пальцами, сгибал руку в запястье, но удержать что-то тяжелее ножа не мог. Ну, ничего. Попрошу Орсову женщину приложить твариные кости, и за седмицу всё зарастет. Жаль, что в убитой нами твари не было ни одной кости. Росомаха и Альрик изрезали ее всю, чуть ли не вывернули наизнанку, пока искали третье сердце. Нашли