скривился толстяк.
Мишка выскочил на крыльцо, где стоял раскочегаренный самовар, и, убедившись, что агрегат вскипел, поволок его в дом. Быстро накрыв на стол, парень заварил свежий чай и, выставив домашнюю выпечку, развёл руками:
— Вы уж не обессудьте, дядя Николай, да только в булочную мне теперь не наездиться. Угощайтесь, чем бог послал.
— И так слава богу, — отмахнулся урядник. — Пироги вон всякие. Неужто Глафира расстаралась?
— И она, и Настя, родственница атаманова, — кивнул Мишка.
— Что, забегает? — заинтересовался толстяк.
— А с чего ей не забегать? Дом-то её родной. Как тут не пустишь, — пожал Мишка плечами.
— Так, может, жениться тебе на ней? Девка-то справная. Вон мастерица какая.
— Может, и женюсь, — не стал отказываться Мишка. — Вот подрастёт ещё малость, и женюсь.
— Куда ж больше-то? — удивился толстяк. — Давно уже заневестилась.
Мишка вздохнул, не решившись начать объяснять ему, что шестнадцать — это ещё не возраст для хорошего деторождения. Таких понятий тут не существовало. Кровь пошла, девкой стала, значит, замуж пора. Примерно так всю эту механику ему объяснила тётка. Так что к мысли о женитьбе он потихоньку начинал относиться почти нормально. Да и Глафира регулярно устраивала ему лесопилку на дому, вынося мозг не хуже автоматной очереди.
Словно в ответ на его размышления, в дверях показались разом все. И тётка, и Настя, и маленькая Танюшка. Увидев гостя, весело гомонившие женщины притихли и, чинно поздоровавшись, отправились на кухню. Только Танюшка, не удержавшись, подбежала к столу и, взобравшись Мишке на колени, крепко обняла его за шею. Чмокнув малышку в нос, парень отправил её к бабушке и, повернувшись, с удивлением понял, что урядник, глядя на эту картину, вдруг прослезился.
— Вы чего, дядя Николай? — тихо спросил парень, не понимая его реакции.
— Храни тебя Христос, Миша. Чужого ребёнка как кровную дочку растить — это суметь надо, — вздохнул толстяк. — Вот уж чего не думал.
— Это маме Глаше спасибо. Научила, надоумила, — развёл Мишка руками. — Моё-то дело маленькое. Прокормить да обуть-одеть. А учить — это всё она.
— Добрая баба в этом деле великая вещь, — произнёс урядник, помахивая указательным пальцем. После чего снова задумался.
— Вы чего задумались вдруг, дядя Николай? — насторожился Мишка.
— Да у меня из головы всё убийство то не идёт, — вздохнул толстяк. — Уж больно ловко всё сделано было. Мы даже понять не смогли, откуда стреляли. Вроде и следов много, а всё не то.
— Ну, хунхузы на такие штуки, мастера. Им что в тайге, что в деревне спрятаться, как воды попить.
— Может, съездишь со мной, посмотришь? — осторожно спросил урядник.
— Нет, дядя Николай. Мне эта сволочь столько крови выпила, что я только на могилу ему не плюну, потому что лень. К этому делу я и близко не подойду, — отрезал Мишка. — А вообще, причину в делах его ищите. С его жадностью я удивляюсь, как его раньше не пришили.
— Да кто ж меня в дела его допустит? — фыркнул урядник.
— Вот и не рвите жилы, — отмахнулся парень. — Кому надо, пусть сам из города дознатчика выписывает. А такие дела вам не по чину. Уж простите за прямоту.
— Да чего там, — отмахнулся толстяк. — Верно всё. Тут ещё и майор наш совсем с катушек слетел. Пьёт, как та лошадь. Доктор его уже два раза из запоя вытягивал. Как бы не помер, болезный.
— Вот уж кого не жалко, — жёстко усмехнулся Мишка. — Тварь он продажная.
— Не держи сердца, Миша, — вздохнул урядник. — Плюнь да разотри. Каждому за свой грех отвечать придётся.
— Вот потому и уехал я из деревни, — тут же ответил Мишка. — Не хотел греха тяжкого на душу брать. Сами знаете, одно дело в бою да с бандитами хлестаясь, и совсем другое — вот так, ночью.
— Ладно, Миша. Спасибо тебе за хлеб-соль. Поеду. Дел у меня ещё с этим убивством столько, что и подумать страшно.
Мишка едва сумел не расхохотаться, услышав, как урядник произнёс ключевое слово. Толстяк явно настолько погрузился в собственные мысли, что невольно принялся проговаривать их вслух. Поднявшись, парень проводил урядника до пролётки и, помогая ему усесться, негромко напомнил:
— Вы с попом-то не забудьте поговорить, дядя Николай. Вот ей-богу, доведёт ведь людей до греха.
— Помню, Миша, — кивнул урядник, пожимая ему руку и здороваясь с соседями, проходившими мимо.
Глядя ему вслед, Мишка вдруг сообразил, что именно так его удивило. Приехал урядник не в санях или возке, а всё в той же бричке. И это зимой! Растерянно почесав в затылке, парень шагнул было в калитку, когда на дорогу вышел атаман. Поздоровавшись с ним, казак бросил быстрый взгляд вслед уряднику и, повернувшись к парню, спросил:
— Случилось чего, Миша? С чего вдруг они прикатили?
— Купца Кособородова ночью пристрелили. С дальнего расстояния. Вот они и решили, что такой выстрел только я сделать мог, потому как специальный прицел имею, — быстро пояснил парень.
— Допрыгался аспид, — скривился атаман, мелко перекрестившись. — А сам чего такой задумчивый?
— Да понять не могу, с чего урядник зимой в бричке катается. Неужто не может себе возок нормальный справить?
— Ему обычный возок не подойдёт, — рассмеялся казак. — Тяжёлый больно Коля стал. Ему бы из железа сделать, да только кто ж возьмётся? Это у тебя головы хватает даже телегу из железа сделать. А ему для такого придётся инженера просить.
— Так чего ж он раньше ничего не сказал? — растерялся Мишка.
— Гордый он, Миша. Не любит просить. Для дела может, а себе не станет. Слухов про него много всяких ходит, да только враньё всё это. Николай за дело своё радеет. Потому и оружейником тебя сделал, и жалованье у майора выбил.
— Вот, значит, как, — растерянно покачал Мишка головой. — Жаль, я раньше не знал. Ладно. Доживём до весны, видно будет.
— Задумал чего, Миша? — насторожился атаман.
— Да вот думаю, надо ему возок толковый на следующую зиму сделать. Чтобы и верх откидывался, и подрессоренный был, и поворачивал легко.
— Неужто сможешь? — обрадовался казак.
— Дело нехитрое. Главное, чтобы в депо пускать начали, — вздохнул парень. — Хотя с ним, думаю, пустят. Особенно теперь.
— А чего теперь? А, ну да, — сообразил казак. — Настя опять у вас? — сменил он тему.
— С тёткой полчаса как пришли, — кивнул Мишка.
— Вот повадилась, лиса, — покачал атаман головой.
— Пусть, Сергий Поликарпович, — вздохнул парень. — Если сложится, по весне сватов за ней засылать буду, — сказал он, как в воду бросился.
* * *
Разбудил Мишку не петушиный вопль под окном, у атамана тоже оказался горластый будильник, а сам атаман, вбежавший в дом так, словно где-то горело. Услышавший сквозь сон шум и
