боялся засыпать, боялся упустить Тэру, и его сон был поверхностным и тревожным. Вся его воля была направлена на то, чтобы удержать её на Берегу Живых. И каждую ночь Хэфер резко просыпался в ужасе, когда ему казалось, что она перестала дышать…
Днями же тихо, вполголоса царевич рассказывал своей жрице, как заберёт её в столицу, как откроются для неё все храмы, как всё, о чём она мечтала, станет возможным. Для неё – и для себя – Хэфер вспоминал дни, которые они провели вместе, разговоры, которые вели, сожалея, что они позволили себе узнать друг друга так поздно. Слышала ли его Тэра хоть немного, царевич не знал. Но что не слышал разум, то должна была слышать душа.
Течение времени он осознавал только по приходам Бернибы да по тем моментам, когда верный Ануират напоминал о необходимости трапезы. Сменяли друг друга псы-стражи, но не оставляли Тэру без своего внимания. Несколько священных зверей Ануи всегда оставались рядом с ними.
Всё слилось в один непрерывный жуткий сон, от которого они никак не могли очнуться. И в этой нескончаемой ночи Хэфер думал о том, которую цену готов был заплатить, только чтобы всё исправить. Лишь одна мысль не приходила ему ни разу – мысль о том, что, возможно, лучше бы они никогда не встречались.
А Боги по-прежнему не отзывались на молитвы, точно всё уже было решено…
Своё исчезновение Секенэф подготовил и обосновал. По крайней мере, его отлучка не вызвала ни у кого во дворце изумления – Император отбыл в недолгое паломничество, чтобы очистить своё сердце и мысли перед Ритуалом Разлива. Сопровождали его только Живые Клинки.
Если бы он покинул Апет-Сут со свитой, чтобы традиционно объехать сепаты, – в этом и подавно не было бы ничего необычного. Такой порядок сложился испокон веков – управление Империей осуществлялось не только из столицы. Владыка знал, что происходит в его стране, не только благодаря отчётам чиновников. Самое большое путешествие предпринималось, конечно же, в период разлива Апет, когда присутствие Владыки чувствовала вся земля. Но до Ритуала Разлива был ещё целый месяц, хотя все необходимые приготовления уже начались повсеместно. Что бы там ни было, а к концу четвёртого месяца Сезона Жары Секенэф в любом случае должен был вернуться. Обязан был.
Впрочем, без него государственный аппарат Таур-Дуат, тщательно отлаженный и к тому же вверенный мудрости и опыту царицы, работал по-прежнему бесперебойно. Амахисат знала всё едва ли не лучше самого Владыки. Ей доверяли как лидеру, и её решения неизменно отличались разумностью и взвешенностью. Вельможи подчас предпочитали обращаться именно к ней, а не к Императору, для улаживания ряда вопросов и противоречий, которые она искусно умела решать.
Род Шепсаит потерял многое оттого, что она не возглавила его. Но многое обрела Таур-Дуат, когда именно эта царица заняла своё место на троне рядом с Владыкой.
Хатепер не знал, что именно брат сказал своей супруге. Но настоящей цели этого паломничества, личной цели, не знал никто больше. По оговоркам Амахисат дипломат понимал, что даже о своём видении Секенэф рассказал ей немного – и то просто чтобы развеять её тревогу за здоровье супруга. Царица тяготилась недомолвками и пыталась задавать вопросы уже ему, Хатеперу, – вопросы, на которые он не имел права отвечать, просто потому что Секенэф оставил чёткие указания. На их совместной работе над делами это не сказывалось, но общения не облегчало.
Император сказал, что отправляется в Нижнюю Землю. Стало быть, он всё-таки почуял присутствие Хэфера там… если слияние взора Ваэссира и Проклятия и правда дало результат – в чём не мог быть уверен никто. Но Нижняя Земля была обширна, тянулась от самой Дельты. Могло ли слияние с разрушенным разумом Паваха дать что-то ещё? В конце концов, взор Ваэссира был совершенно не похож на чтение карт. Это мистическое умение было ближе к внутреннему взору целителя, только вглядывался его обладатель не в тело, а в саму землю, в течение энергий в ней. Наследников готовили тщательно, не один год – непосвящённое сознание просто не выдержало бы такого. Но, в конце концов, Секенэф занимал трон уже сорок лет и управлял своими возможностями настолько искусно и тонко, насколько это вообще было возможно. Просто до него никто не использовал нить Проклятия так, либо же сведения об этом не уцелели даже в архивах Таэху. Последнее было маловероятно. Как и сказал Джети: «Это – те воды, по которым не ходила прежде ничья ладья».
Хатепер верил всем сердцем, не мог не верить в успех поисков. Но он не знал, что найдёт Император, когда поиски эти увенчаются успехом.
Никто не знал.
Этот день мало чем отличался от череды предыдущих – отчёты, прошения, доклады, вопросы, связанные с подготовкой к Ритуалу Разлива по всей Империи. Сложности с эльфами начали сказываться уже не только на торговых отношениях – оживали старые распри, и кое-где дело доходило до беспорядков, которые приходилось подавлять, подчас жёстко.
Царица разбирала все обсуждаемые проблемы с удивительным терпением, невозмутимая, величественная, всегда знающая, что и кому надлежит сказать. И только Хатепер понимал, как она на самом деле тревожилась – супруг отбыл, мало что объяснив, а сын пока не вернулся. Сам он, сохраняя внешнее спокойствие, не находил себе места. То, что произошло в Обители Таэху, оставило в нём неизгладимый след. Крик Паваха, от которого стыла кровь, жертва… сокрушительная волна Силы, едва не похоронившая его самого.
Когда последний проситель покинул малый тронный зал, Амахисат отослала слуг и стражей и позволила себе чуть расслабиться – откинулась на спинку кресла, повела плечами, точно сбрасывая груз забот.
– По-прежнему ничего не хочешь мне рассказать? – мягко спросила она у сидевшего рядом Хатепера.
Её серо-стальные глаза смотрели без осуждения, но проницательно, испытующе.
– А ты мне? – дипломат устало улыбнулся.
– Осведомители молчат, – вздохнула царица. – Когда Владыка не хочет быть найденным – его не найдут даже священные псы Ануи.
– Об этом Секенэф и говорил: ему необходимо побыть вдали от всех нас. Этот год потребовал от него слишком многого, а взойти на ладью наш Владыка должен в полной силе.
Амахисат отвела взгляд, едва ли удовлетворившись этим. Хатеперу стало искренне жаль её. Сейчас единство требовалось Дому Владык, как никогда.
– Он расскажет, когда вернётся… – попытался успокоить её дипломат.
– Я и так знаю, что это касается Каис, да сохранит её Ануи, – вздохнула царица. – Так немногословен и закрыт со мной наш Владыка становится, когда дело касается
