– Нет, – спокойно возразил Лиаифа. – С нашей помощью ты это сделаешь сейчас. До обеда. Достойный Корнелиус, куратор восточного побережья, доставит тебя к месту скверны.
Я уже отправил туда нужные тебе вещества и достаточное число помощников.
– Но для приготовления растворов нужно время, – запротестовала Леприца.
– Корнелиус располагает им, – «успокоил» её наг. – В неограниченных количествах. Что-нибудь ещё?
– Парафин, замша, ёмкости…
– Не нужно меня учить жизни, смерта! Кроме озвученных предметов, тебя там ждут мерная стеклянная посуда и наше пристальное внимание, чтобы твоё рвение было замечено всеми смертами, избирающими себе достойных. Если до вечера дьявол и вправду покинет небо, ты станешь одной из нас и придёшь к царь-дому пешком через воды залива. Если же нет… мы сумеем объяснить вам обоим свои представления о том, как именно следует защищать нашу честь. Корнелиус! Переправь смертов к месту работы и проследи, чтоб до вечера ни один волос не упал… В общем, ты понял. И ещё. Кто там у нас сегодня отличился? Раха? Открой болтуну рот. Только так, чтобы он закрывался. Знаю я вас…
Армия была, есть и будет.
Потому что кроме Армии есть Бог, имя которому – «бесконечное чужое».
Армия может только расти.
Потому что по мере превращения «чужого» в «своё» всё больше «своего» нужно отделять от «чужого».
Устав Внеземелья. ИстиныКорнелиус посчитал забавным пронести нас на бешеной скорости метрах в двух от поверхности залива. Допускаю, что скорость была не такой уж и «бешеной», вот только воспринималась она именно так, а не иначе. И скорость эта стала особенно чувствительной, когда при подлёте к береговой линии высота сошла на нет, и мы ударились о воду. Подняв тучу брызг, радугой украсивших небо, мы по инерции продолжили своё движение уже по песку. Кувырком…
«Приключение», конечно, не смертельное. Далеко «не». Особенно учитывая нашу подготовку в космодесанте. Но неожиданное. И неприятное. Да ещё стервец этот пасть раздвинул до ушей. Улыбается, значит. Смотрит, как мы к его ногам подкатываемся.
Он-то, зараза, уже тут стоит. Мгновенно перенёсся. Поджидает…
Неудивительно, что Биток взбеленился.
Я как-то не сразу поняла, что в отличие от меня сержант Биток и не тормозит вовсе: напротив, ногами отталкивается, скорость увеличивает да к Корнелиусу рвётся. Что на песке сделать непросто. Очень!
И узел бедняга свой где-то потерял. Там у него от еды что-то оставалось. Прямо фишка у человека какая-то. Подумаешь, еда… Правда, в его последнем десанте, на Шуне, что-то приключилось. Голодали они.
О! Докатился… так в подкате и двинул Корнелиуса ногой в колено.
Жаль, конечно: ботинки наши флотские через пять минут после высадки на планету в кисель превратились. А потому второй месяц ходим в сандалиях: кожа да материя.
Местный фасон: сносу не будет целый сезон.
А что тут зимой носят и какие тут вообще зимы – придёт время, узнаем. Потому как влипли мы. И похоже, навсегда. Сделали нас, вот что. Вот эти самые наги и сделали. Как? Понятия не имею. Только нагия их превратила все наши полимеры вместе с нефтехимией – от охлаждающей жидкости до изоляционной оплётки проводов – в студень. Даже ботинок, черти, не оставили. Кто бы мог подумать, сколько синтетики было в одежде! Нагишом из остатков челнока вылезали…
И ни одного работающего прибора. И сигнал бедствия послать не можем. Нечем.
Десантный челнок – на свалку, связь со звездолётом – в утиль, нас – на вечное поселение, что на деле означает те же утиль и свалку, только с возможностью мучений. Большой-большой возможностью… Да и сами мучения предполагаются изрядными.
Кстати, о муках. Кажется, к этому пункту программы мы только что подошли вплотную. Ногу достойному Корнелиусу уважаемый Биток, ясное дело, сломал. Для этого ему ботинки не нужны. Хороший такой удар. Вся масса тела моего сержанта в нём. И масса эта, скажу я вам, немалая. Да и скорость… Масса на скорость… страшная штука!
Крепкий, в общем, у меня Биток. И скорый.
Корнелиус, конечно, тоже на ботаника не похож, но… хрустнула кость, зараза! Уж больно в подходящее место Биток целил: даже если кость уцелеет, всё одно сустав из сумки выскочит. И будет ходить достойный Корнелиус с одной из коленок, вывернутой в сторону, противоположную движению.
Ведь, ежели Биток во что-то целит, обязательно попадёт. Есть у моего сержанта такая характерность. Приятная для меня, впрочем.
Противник? Обездвижить и добить!
Ага. Хрустнула косточка нага. А Биток уже на ногах, кулаком Корнелиусу в челюсть метит. Да только всё. Этот фокус, похоже, только один раз и проходит.
Замер Биток. Замёрз. И я вместе с ним.
А Корнелиус стоит себе и косточками своими похрустывает. Сразу видно: большой любитель этого вида музыки. И по роже ничего не понять: то ли насмехается, то ли от боли скулу воротит. О! Ближе подходит. На своих, значит, на ногах. Без всякой посторонней помощи. И взгляд у него нехороший. Злой какой-то.
– Ни один волос… – напоминаю ему.
Ну вдруг он забыл. Мало ли. Суета… заботы.
– Зачем же «один»? – говорит Корнелиус. Голос у него ласковый, даже нежный. – Пожалуй, я твоему «брату» этих самых волос чуток прибавлю. Чтобы, как вечером обгадитесь со своим зеркалом, предмета нашей душевной беседы надолго хватило.
Повернулся и ушёл. Сам. Ногами. Вот дела!
И сразу отпустило. В смысле, разрешил нам этот фашист двигаться.
– Какого чёрта? – у Битока спрашиваю.
– Он это нарочно сделал, – хмуро Биток докладывает. – О воду ударил, в песке вывалял. Негоже командиру…
– Милый! – И хочу ругать его, а на сердце тепло.
Это ведь Биток меня защищать бросился. Лейтенанта своего. Впрочем, как учили. Не мог Биток по-другому поступить, когда при нём офицера вместе с честью и достоинством Армии роняют. В самом что ни на есть грубом смысле.
– Милый! – говорю. – Они нас «уронили» в ту секунду, как мы приземлились. Дорога наверх нам закрыта отныне и навсегда. И никто за нами не придёт. Никогда. А если не научимся сдерживать гонор и прочие армейские привычки, кончим лягушками в каком-нибудь пруду. И ещё повезёт, если вода будет достаточно грязная, чтобы местные аисты не скоро нас в этой вонючей жиже отыскали на предмет своих гастрономических потребностей.
Совсем я расстроила Битока.
Без разрешения, не дослушав, повернулся сержант и пошёл себе. От песка отряхивается да на руки поглядывает. Впрочем, в правильном направлении пошёл: к стекольной шихте. К нашему будущему зеркалу.
А там уже суета нашего брата, смертного. И всё как-то правильно у них получается. Сделали невысокий бортик по всему периметру расплавленного до плоскости песка, столы рядом понаставили, чаны, баки. И откуда у них столько стеклянных реакторов?
