У кошек существовало свыше пятнадцати тысяч базовых понятий, относящихся к тому состоянию, которое люди называют сном. Вот и сейчас вряд ли можно было адекватно передать на человеческом языке Касино состояние. Кася смотрела на тугие узлы причинноследственных связей и время от времени пускала в ход сонный эквивалент когтей. Ткань бытия послушно расходилась в стороны тысячами стрелок, однако моментально срасталась вновь, почти такая же, как прежде, но все равно немного иная.
Капля камень долбит, сказал бы, наверное, гипотетический наблюдатель, представься ему возможность неведомым способом подсмотреть, чем на самом деле занимается спящая кошка. Одна-единственная зверушка, весом немногим более полутора килограммов, против таинственного фактора фатума. Но наш гипотетический человек был бы снова не прав – Кася была не одна. По всему миру коты и кошки деловито затачивали когти – о древесину, обшивку дивана, только что наклеенные обои – и шли воевать во сне.
Тысячи кошек предотвращали страшную беду, расцарапывали мировые линии судьбы, лихорадочно меняли судьбы людей и погоду. Фактор фатума настойчиво продолжал свивать причинноследственные связи в единый гордиев узел, тот самый, который испокон веков разрубался единственным известным человечеству способом – при помощи войны.
Пока что катастрофа приближалась, хотя и намного медленнее, чем могла. Кошки старались изо всех сил, трудились не покладая лап. Благодаря оплошности фатума и самоотверженности Кодзо Сугимото у них была надежда победить. Один-единственный шанс, воспользоваться которым могли только люди, причем почти без кошачьих подсказок.
Весь путь до Сан-Франциско Дэвид Джонс пытался наладить общение с Айлендером, хоть как-то сгладить ту неприязнь, которая возникла между ними еще на маяке. За шпионом, считающим, что к нему неплохо относятся, намного легче следить. У него даже можно напрямую спрашивать, где он был, чтобы сверять его ответы со своими наблюдениями.
Алекс охотно шел на контакт – чем, кстати, возбуждал подозрения Дэвида еще сильнее, – смеялся, шутил, но при этом все равно волновался.
– Как ты полагаешь, – с интонациями человека, ищущего ответа на мучающий его вопрос, обратился механик к помощнику капитана. – Мне можно будет навестить кузена или оставить для него какую-нибудь весточку? Ты его видел на маяке, помнишь парнишку по имени Ник? Это он и есть. Или все же не стоит? Секретность там всякая и так далее… Очень не хотелось бы нарушить по незнанию какой-нибудь из наших неписаных законов, ведь наверняка какие-то правила посещения материка на субмарине имеются.
– Для начала исключи из лексикона слово «субмарина», – порекомендовал Джонс, – пока ходишь по берегу, не упоминай этого слова даже в шутку. И вообще, ничего о нас не говори. Мы это «объект». Без уточнений, поскольку сведущие люди – посмотри в список контактов – поймут. А остальным знать, кто мы такие и откуда, не обязательно. От избыточных знаний, говорят, линия жизни сокращается – до тех пор, пока вообще не исчезнет. Меньше знаешь – лучше карма.
– Помолчите немного, – попросил пассажиров пилот гидроплана. – Мы сейчас пролетаем над одним из японских дирижаблей, очевидно патрульным. Электрическая защита, разумеется, включена, но не стоит рисковать. Лучше послушайте, как мы пробираемся сквозь облака…
– Поэт, – пробормотал Дэвид Джонс, но замолчал. Подозрительный Алекс Айлендер тоже. Маскировочное устройство не подвело, часовые-психотехники гидроплана не заметили, а легкому рокоту моторов легкомысленно не придали значения. Выбранная в качестве посадочной площадки заводь оказалась чиста, без засад и скрытого наблюдения. Гудвин, вызвавшийся проследить за Айлендером собственноручно, только пожал плечами, когда Джонс посоветовал ему быть максимально бдительным.
– Ты лучше выясни, отчего замолчало радио на маяке, – заметил старший в абордажной команде. – А уж я прослежу по полной программе. Только не рассчитывай, что я приду к тебе со скальпом Алекса и скажу, что он был английским шпионом. Если ему удалось попасть на борт – значит, с той стороны работают профессионалы. И сам он тоже профессионал, не совершающий грубых ошибок. Подловить такого до чертиков трудно. Вот, скажем, остановится он на Сакраменто-стрит напротив кондитерской, завязать шнурки, а это знак какой. Купит булочку с повидлом, а это целое сообщение. Хуже того, вместе с банкнотами и мелочью, если есть навык, можно что угодно передать из одних рук в другие. А ведь еще есть общественные уборные, урны, столкновения со случайными прохожими… Так что надейся на себя. Маяк – вот главная зацепка. А я так, для успокоения нервов прогуляюсь.
Оружия Айлендеру, от греха подальше, не дали. Не настолько много в городе людей Теслы, чтобы позволять потенциальному врагу ходить с пистолетом. Там же в одной только обойме больше патронов, чем людей, прилетевших на гидроплане. Механик возражать против такой дискриминации не стал, получил от Дэвида Джонса кольцо в виде семигранной гайки – знак того, что его носитель работает на Николаса Теслу, – и, сославшись на большой объем закупок, стремительно удалился в город. Арчибальд подмигнул Дэвиду, проверил оба своих кольта, поправил ковбойскую шляпу и последовал за механиком. Следом за Гудвином ушел Гамильтон, ему тоже предстоял поход по армейским складам, интенданты которых являлись истинными патриотами Америки, не желавшими превращения Соединенных Штатов в Восточный Кантон или второй Шанхай. Все обычные снаряды, не имеющие отношения к сверхмощным торпедам, поступали именно так, с китайских заводов в воюющий протекторат, на склады. Дэвид проводил Гамильтона завистливым взглядом – если бы проблемы Джонса решались столь легко. Но людей, в отличие от боеприпасов, украсть у японцев не получалось. За своими техническими специалистами японцы следили так, что к ним, во избежание неприятностей, не стоило даже подходить. «С оружейниками и восстановлением абордажной группы будет намного легче, – думал помощник Теслы, шагая по извилистой тропинке в сторону маяка. – Черт бы побрал этих механиков! Что с ними проблемы, что без них. Привыкли к тому, что они ценные кадры, что платят им действительно хорошие деньги, а о чести американца, о великой Американской Мечте благополучно позабыли. Вот и приходится брать подозрительных орегонцев или каких-то недоучек. И теперь не знаешь даже, что лучше: чтобы Айлендер оказался шпионом и его можно было бы расстрелять или чтобы он оказался заурядным рационалистом и таким же выскочкой, как и остальные механики».
Джонс осторожно приблизился к домику смотрителя, бросил взгляд на исправно работающий маяк и, только подойдя совсем близко, понял, что предчувствия его не обманывали. Горшка с фикусом на условленном месте не стояло. Явка была провалена, Айлендер оказался шпионом.
