Спят как убитые. Устали, наверное, от трудов диверсионных. Даже обидно – столько сил приложил, чтобы бесшумно подобраться.
Все так же осторожно выбрался из зарослей, подошел к костру, подбросил в него охапку приготовленных рядом дров, присел на поваленное сухое дерево, блаженно вытянул руки к огню, громко произнес:
– Здравствуйте. Я вам не помешал?
Некоторое время ничего не происходило, и я уж было решил, что этих ротозеев из пушки не разбудить, но тут один пошевелился, приподнял голову, сонно-бездумно уставился на меня, хрипло произнес:
– А ты кто?
– Человек я. Хороший человек. К тому же добрый, раз вас не прирезал.
Что-то в моем ответе ему не понравилось. Вскочив, он, путаясь в плаще, попытался резко выхватить топор из-за пояса, выкрикнул странное:
– Достали!
Интересно – что он этим хотел сказать? Скорее всего, просто спросонья неадекватен.
От крика подскочили остальные, и вскоре я оказался в полуокружении: семеро противников. У одного меч, другой с топором, остальные лихорадочно возятся с луками – натягивают тетивы. Меня это ничуть не испугало – я ведь не просто так устроился на этом дереве. Если что, просто завалюсь назад, прикрывшись толстым стволом от обстрела. А там и отползу в сторону – наблюдать за мной через пламя, объявшее подкинутые дрова, не получится.
Сидя с самым невозмутимым видом, я поднял палку, протянул вперед, наблюдая, как пламя охватывает кончик, укоризненно произнес:
– Я вас сто раз мог четвертовать, но не стал, а вы сразу за оружие хватаетесь.
Палку, кстати, я жег не зря. Как известно, существуют три вещи, на которые можно смотреть бесконечно: как горит огонь; как течет вода… и как работает другой человек. Инструктор, не вдаваясь в тонкости психологии, объяснял так: «Любое твое действие, совершаемое с огнем, вызывает повышенный интерес – это инстинкт, сохранившийся с первобытных времен. На кого-то он почти не действуют, другие будут просто загипнотизированы им: уставятся на огонек, который разгорится на конце палки. Когда настанет удобный момент, просто отбрось ее в сторону – есть хорошие шансы, что кто-то проследит за ней взглядом, потеряв время. А время – это хорошо: иной раз одной секунды более чем достаточно, чтобы проигрышную ситуацию превратить в выигрышную».
Пусть я пока что не владею секретным кун-фу, но кое-что умею. Если вы, ребята, не захотите со мной дружить, то найду что на это ответить – убить не убью, но удеру просто мастерски.
– Это ты?! Солдат?! То есть шут?! – быстро поправилась рыжая.
– Ты, я вижу, с момента нашей первой встречи не стала воспитаннее. И вообще по-девичьи забывчива. – Покачав головой, я мягко, будто разговариваю с глупым ребенком, пояснил: – Не солдат я. И не шут. Два раза с тобой уже встречаемся, а ты все не можешь запомнить таких простых вещей.
– У-убить его? – Опять старый знакомый не сумел смолчать – аж заикается от неожиданного пробуждения и жажды смерти.
Не обращая на него внимания, девушка требовательно произнесла:
– Как ты нас нашел?!
Ответить я не успел: захлопали крылья, щеку обдало ветром, на плечо плюхнулась зеленая тушка, вытянув шею, сурово уставилась на партизан. Вот ведь пернатый негодяй – специально прибыл, чтобы я всю славу обнаружения отряда не приписал себе!
Если бы небо сейчас засверкало от вспышек салютных ракет, на поляну заехал двенадцатидверный лимузин и оттуда под звуки американского гимна и вспышки лазеров вывалилась группа участников эксцентричного шоу трансвеститов в своих самых экстравагантных сценических нарядах, – все это не смогло бы вызвать и сотой доли последовавшей реакции.
Готов поклясться остатками печени Зеленого!
Опять наступила тишина.
Мертвая.
Лишь дрова трещат в огне, и возле уха сопит птиц.
Признаться, я тоже замер, как эти семь статуй, – несколько удивился их реакции. Они здесь что – никогда попугаев не видели? Бедные дикие туземцы…
Где-то неподалеку треснула ветка под чьей-то ногой – мои люди, похоже, потеряли терпение и сжимают кольцо окружения. Кто-то уронил топор – в мертвой тишине звук удара о землю показался громом. Все дружно вздрогнули (даже я), стряхивая оцепенение. Рыжая неуверенно, голосом наивно-восторженной гимназистки лет двенадцати, поинтересовалась:
– Это… это… вот это… Попугай этот ваш?!
– Сложный вопрос, – честно ответил я. – С какой-то стороны – он мой, но с другой – абсолютно свободен в своих действиях и предпочтениях. С таким же успехом можно сказать, что я принадлежу ему.
– Вот так гораздо вернее будет, – нагло поддакнул Зеленый.
После его слов бедные партизаны опять впали в ступор – хоть телегу подгоняй и грузи их, будто бревна. Кстати, а почему восьмой продолжает спать? Так и лежит под плащом. Глухой? Или помер от радости, не вставая?
– Вы – страж? – опять спросила рыжая.
Голос ее был столь же смешным – она теперь ничем не напоминала ту язву, что окрестила меня шутом. И столько неистовой надежды было в этом голосе, что я не смог ответить несмешливо или уклончиво. Сказал просто:
– Да.
Детина, порывавшийся меня убить, вдруг заплакал как ребенок, упал на колени, обхватил лицо ладонями.
– Мы вас ждали. Давно ждали, – произнесла девушка, и, вскинувшись, уже почти прежним голосом затараторила: – Простите за грубость. Все очень неожиданно. Мы ведь не знали. Позвольте представиться: я – Альра из Мальрока.
Ветки за моей спиной затрещали, из кустов высунулся Дирбз, виновато доложил:
– Простите, сэр страж, уж очень долго вас не было, так что мы начали подтягиваться. – Повернувшись к девушке, воин уточнил: – Альра – это уменьшительное от Мальрок?
– Да, – тихо ответила рыжая.
Покачав головой, сержант хмыкнул:
– Баронская дочка. Незаконнорожденная, но дочка. Ну и дела…
– А это кто? – Я неопределенно указал на остальных.
– Кто это?… Это люди… разные люди. Тоже из Мальрока. И не только. Мы – не темные… и не демы. Мы просто люди. Мы – последние люди. Последние люди здесь. Одни из последних… Здесь мало людей теперь… очень мало.
В руках партизан все еще оставалось оружие, но это уже никого не напрягало, даже осторожного Дирбза. Межгорцы больше не выглядели агрессивными или опасными: бесконечно уставшие, во всем разочаровавшиеся – и только сейчас встрепенувшиеся от надежды.
Надежду им принесли мы.
Сержант, окончательно выбравшись из кустов, тихо, чтобы никто не услышал, произнес почти в ухо:
– Признаю, был неправ. Словами с такими надо – только словами.
Я не стал рассказывать, кому обязан идеей мирных переговоров. Честно признаться, мне было немного неловко за свою недавнюю злость и кровожадность – чуть грех лишний на душу не взял. И пусть Зеленый – наглое мутное создание, но спасибо ему за этих «партизан».
