Алексей Ефимов - Шаг за грань

– Вас поймают… – Сэило делил слова. – И утопят в кипятке. Всех. Медленно.

– Спасибо, мы знаем, – лицо рыжего снова осветила усмешка. – Так ты готов рискнуть сестричкой ради сомнительного удовольствия знать, что нас поймают?

– Если я отведу вас за реку, – Сэило перевел дух, – дикие сейри прикончат вас в тот же день.

– Это все не твои заботы, – отрезал рыжий. – Ну?

Если бы Сэило был один, он бы без раздумий сказал «нет». Вряд ли захватившие его земляне были достаточно опытны в таких делах… и они слишком сильно ненавидели – ясно по глазам. Поэтому у него был бы солидный шанс, что земляне увлекутся пытками и прикончат его раньше, чем сломают. Но никто не собирался его даже просто бить (пока что ему досталось только по затылку – там, на дамбе, – а он даже не успел понять, что к чему!!!). А Висанти… нет, если бы речь шла о чем-то вроде проникновения на базу, захвата арсенала – Сэило и тогда сказал бы «нет»… и будь что будет. Но перед ним были не диверсанты, а беглые рабы. И они хотели не драться, а просто бежать.

– Вы нас отпустите за рекой? – спросил он хмуро.

Рыжий пожал плечами:

– Может быть. Но если ты не согласишься здесь, твою сестру разорвут пополам.

– Я согласен, – процедил Сэило.

А про себя подумал, что рыжего он запомнит. И убьет. Но так, чтобы это было не слишком быстро. Так, чтобы сперва тот проклинал, потом начал просить, потом – умолять, а потом просто кричал до самого конца. Никакого кипятка ему не будет, слишком это легкая смерть в уплату за глаза Висанти.

Темнеть начало в тот момент, когда последние из беглецов – арьергард, следивший за тем, чтобы не отстал никто из младших, которые, хотя и не жаловались ни словом, но шли все медленней и тяжелей, – прошли между двумя отрогами горного кряжа и вступили в проход, уводивший в одну из бесчисленных горных долин.

Точнее, казалось – не вступили, а опустились на дно влажного, душного моря, пахнущего прелью и чем-то сладким, наполненного шумом и шорохами, заставлявшими сжимать оружие и изо всех сил стараться определить опасность раньше, чем она появится.

Лешка и Олег задержались в хвосте колонны. И увидели, как вдали – за рекой и плантациями – выстрелили вверх два столба белого прожекторного пламени. Потом опустились и стали шарить кругами.

– Все. Обнаружили, – выдохнул Лешка и засмеялся.

Олег хмыкнул:

– Да. Поздновато только.

И стал насвистывать песенку, слова которой Лешка знал – древние, древние…

Зашуршали шаги. Двое ребят подвели сторков – угрюмого мальчишку и прижавшуюся к нему, но глядевшую тоже враждебно, хотя и с испугом, девочку. Мальчишка честно выполнил то, что требовали, – молчал весь путь, но вел быстро и без обмана…

– Вы обещали нас отпустить, – сказал юный сторк Олегу.

Тот помолчал и хотел уже сказать: «Идите…» – потому что больше-то сказать было нечего… как вдруг Лешка, все это время вглядывавшийся в сгустившуюся темноту позади отряда, быстро и напряженно, тихо прошептал:

– Там кто-то есть.

Мгновенно присели все – и земляне и сторки. Мальчишка-сторк спрятал у себя на груди голову девочки и побелел так, что стало видно в темноте.

В темноте, чуть подсвеченные сзади вертящимися прожекторными лучами, быстро перемещались какие-то фигуры. Впрочем… не «какие-то». Земляне достаточно насмотрелись на сейри-рабов, чтобы узнать их манеру двигаться.

Вот только это, конечно, были не рабы.

– Сейри, – сказал Олег. И окликнул резко: – Борька!

Борис уже был здесь – карабин за спиной, глаза сужены от напряжения. Олег хлопнул его рукой по плечу:

– Делай, что собирался.

Борька помедлил. И спросил негромко:

– А эти? – он покосился в сторону сторков.

Олег тоже какое-то время молчал. Потом покачал головой:

– Нет. Только все вместе. Нельзя… так неправильно.

– Ну и хорошо, – облегченно сказав это, Борис встал в рост и, скрестив над головой пустые руки, медленно пошел – в свет далеких прожекторов, навстречу быстро и неотвратимо перемещающимся все ближе и ближе невысоким темным фигуркам.

А Лешка вспомнил, сжимая в руках карабин: —

Базар – везде базар, даже если на нем нет ни одного человека. А если где-то неподалеку бушует война, то нетрудно догадаться, что торговать на нем будут, в основном, оружием. Не первой свежести, конечно, – то, что получше, или вообще не продают, или продают только проверенным союзникам, но все же найти кое-что интересное можно было и здесь.

Правду говоря, выглядел этот базар не бог весть как – просто голое поле возле космопорта, на которое согнали грузовики с товарами и наделали навесов. Получился настоящий лабиринт, по которому туда и сюда шатались потенциальные покупатели и просто любопытствующие. Разноязыкий гомон успешно заглушался пальбой – казалось, что рядом идет жестокое сражение, но это было всего лишь близко расположенное стрельбище, на котором любой желающий мог испробовать предложенный на продажу товар или потренироваться с уже купленным. У человека непривычного от развалов смертоносного железа могла бы закружиться голова – куда ни кинь взгляд, везде ряды винтовок и пулеметов, ящики с патронами, гранаты, прицелы, – но любой профессиональный военный сразу заметил бы, что большая часть всего этого – явное барахло, или изношенное до последней степени, или устаревшее настолько, что и бросовую цену за него платить – выбрасывать деньги на ветер. А профессиональные военные здесь были – несколько в стороне от общей массы, под неприметным навесом, установленным, однако, на пригорке – так, что отсюда открывался отличный обзор – стояли трое почти незаметных в его тени землян, и без того почти неприметных в полевой форме без знаков различия. Самый рослый из них был, одновременно, и самым старшим по званию – на первый взгляд полковник Генерального Русской Империи штаба Иван Сергеевич Макаров походил на матерого и не слишком дружелюбного медведя. Второй – штабс-капитан Буривой, невысокий, уже седеющий, с жесткими, аккуратными усами, когда-то был его наставником в Минском Императорском лицее, где преподавал социологию вооружений. Ученик обогнал его в званиях на три ступеньки, но это не вызывало у старого служаки ничего, кроме глубокого удовлетворения, – таких у него был не один и даже не два. Правду говоря, штабс-капитан подумывал уже выйти в отставку и посвятить свою жизнь науке – благо, собранных им за долгую службу материалов хватило бы не то, что на диссертацию, а на целую профессорскую монографию, но этим планам помешала война.