– Ну, что ж, спасибо и на этом, но на мои вопросы ты зря отказался ответить,- спокойно произнес Антоний. -Мне некогда разводить с тобой долгие разговоры. Ты сам вынудил нас, безумный. Разожгите огонь!
Уже через полчаса несколько черных отметин от раскаленной полосы железа пятнали костистую грудь старика, медленно кровоточили распухшие пальцы с сорванными ногтями, но тот по-прежнему отвечал презрительной усмешкой на все вопросы римлян. Наконец раздосадованный палач набрал в подобранную неподалеку глиняную миску алых углей и осторожно поставил ее на впалый живот растянутого на земле человека. Старик изогнулся, насколько позволили ремни, привязанные к запястьям и лодыжкам, захрипел, закатив зрачки, изо рта пошла пена. Ранее с испугом глядевший на развернувшуюся перед ним нелицеприятную картину парнишка – помощник волхва, вдруг замычал, вскочил и, метнув в Антония неизвестно откуда взявшийся нож, бросился прочь с холма. Клинок, звякнув о пластины доспеха, отскочил в сторону. Убежать парню не удалось, стоящий позади трибуна легионер бросил копье, целя в спину беглеца. Хищно свистнув в воздухе, дротик нагнал мальчишку и, придав дополнительное ускорение телу, пригвоздил его к статуе женщины. Неспешно подошедший солдат рывком выдернул копье из этой страшной скульптурной композиции. Тело мальчика тихо сползло к основанию запятнанной ярко алой на светлом дереве кровью статуи. Когда же суета, связанная с побегом улеглась и внимание присутствующих переключилось на второго пленника, то было уже поздно – уставившись в бледно голубое осеннее небо закатившимися глазами, старик не подавал признаков жизни. Палач засуетился, сбросил угли, плеснул водой на искаженное судорогой лицо волхва, но все было тщетно – тот уже отправился к своим богам.
Да-а,- протянул Марк, наблюдая как солдат, остановивший беглеца, обтирает от крови дротик. – И чего мы имеем? Пути через лес не знаем, проводника, – взгляд в сторону уже коченеющего тела. – потеряли. Что дальше?
– А ничего,- буркнул Антоний. Подождем до утра. От преследователей вроде оторвались, а завтра начнем искать выход. Пойдем, у меня фляга осталась, угадай с чем?
– Да ну?! – оживился гигант, – пойдем скорее, а то сырость совсем достала, надо бы нутро прогреть.
Глядя в след уходящему начальству, молодой солдат вздохнул, и, повернувшись к товарищу, сказал – Глянь, как-то нехорошо вышло – жреца местного прям на глазах его богов зарезали – как бы гневаться не стали.
– Ничего, – со смехом ответил тот, – вон видал, жертву им принесли, теперь не пикнут. Пошли. Да ладно тебе, не трожь.- глядя как молодой потянул тело старика со святилища.- пусть эта падаль тут валяется. Не марай руки. Командиры тебе ничего же не сказали насчет мертвяков? Вот и не проявляй излишнюю инициативу. Пошли отсюда.
Первый солдат ничего не ответил на это, только покачал головой. Когда они спускались с холма, он обернулся к вершине, вздрогнул, глаза его удивленно расширились. Может, в этом виновата усталость двухдневного перехода по лесам, но ему показалось, что древние боги гневно смотрят на него, а цвет дерева стал схож с цветом свежепролитой крови. Но вот блеснул золотом и погас последний луч заходящего солнца, и тотчас сумерки опустили серую кисею мглы на деревянные фигуры. Легионер мотнул головой, отгоняя наваждение, и принялся догонять ушедших вперед товарищей.
Из-за отсутствия каких – либо инструментов, возведенный лагерь представлял собой жалкое зрелище. Разномастные навесы, сделанные из тонких жердей и укрытые сверху ветками с листвой, создавали впечатление, что это не войска великого Рима встали здесь лагерем, а собралась кучка дезертиров и беглых рабов, скрывающихся от правосудия. Марк только зубами скрипел, наблюдая подобное непотребство. Антоний успокаивающе похлопал его по плечу.
– Не стоит заводится, они и так делают все что могут. Ты же понимаешь, что не с нашими силами делать сейчас все по правилам. Я и так приказал удвоить количество постов.
– Да все я понимаю! – досадливо отмахнулся тот. – Просто сил нет смотреть на все это. Уподобились голозадым варварам! Скоро и рожи начнем грязью мазать как они!
– Ты неуважителен к своим родичам!- Хмыкнул трибун.
Идущий впереди Марк резко обернулся. Глаза его яростно горели, кулаки сжались так, что даже грубые, оббитые костяшки побелели. Антоний невольно сделал шаг назад
– Они – мне не сородичи! Мой род не отсюда! И вообще, я – гражданин Рима, И его честь я буду защищать от любых посягательств разных грязных царьков! Запомни это!
Закончив эту пламенную тираду, центурион быстрым шагом направился к опушке леса. Там его, сидящим на стволе поваленного старого дерева, и нашел Антоний спустя некоторое время. Марк сидел, сгорбившись, вороша ножнами меча палую листву. Как ему казалось неслышно, Антоний подошел к другу. За десять шагов Марк повернул голову, и вялым голосом произнес -А, это ты.- Галл сел рядом и молча протянул флягу. -Прости.
– Да ладно, я тоже хорош. Не сдержался. Просто достало. Ты даже не представляешь, как тяжело в метрополии выходцу с окраины. Каждая рожа попрекнет твоим происхождением. Любой молодчик, имеющий за спиной папочку в тоге с красной полосой, выскажет тебе в лицо все, что захочет, а ты молчи, поскольку вегилы недалеко и, в случае чего, вступятся за сынка высокородного. И наверх тебе пути тоже нет, в отличие от того же благородного. Максимум, чего достигнешь – это назначат центурионом и все. Разве что спасти императора на поле боя… И то, вся знать взвоет. Как же, дикий лезет в высшую власть! Так и передушил бы всех сволочей! Его громадная ладонь резко сжалась в кулак, сминая кожану флягу. Мощным толчком, как кровь из перебитой артерии, багровая жидкость вырвалась из горлышка и залила руку германцу. Ни говоря ни слова, Марк передал опустевшую флягу Антонию и резким движением руки стряхнул капли вина. Мелькнув темными пятнами в пропитанном запахами осени воздухе, они ударились оземь и рассыпались мельчайшими розоватыми каплями на желтых листьях, устилавших землю.
Антоний поболтал флягой, запрокинул голову и вытряс оставшееся в ней вино в рот. Затем поднялся на ноги, хлопнул по плечу друга и они вместе отправились в сторону лагеря. Тем более что, похоже, его постройка приближалась к завершению. О чем и сообщил подбежавший легионер. Пройдя в расположение лагеря, и быстро назначив часовых, распределив патрули, трибун оставил до сих пор молчавшего Марка в одиночестве и отправился к себе, в тесный шалашик, который сейчас играл роль командирского шатра.
Солнце уже давно зашло, и тьма в лесу все стремительнее густела, наполняя его таинственными шорохами и ночными звуками, которые заставляли римлян нервно хвататься за оружие.
