Такие мысли будоражили меня, пробуждали мою гордость, и я решил: если не погибну, спасаясь сам, то сделаю все, чтобы спасти девушку. Во мне все теплилась мысль, что эта девушка — Санома Тора, ради которой я готов пожертвовать всем, даже жизнью.
Стало совсем темно. Я приложил ухо к двери. Внизу было тихо и я решил, что обезьяна покинула свой пост. Может, она просто спустилась ниже и там ждет меня? Ну что же, значит битвы не избежать. Я вытащил пистолет из кобуры и начал отодвигать засов. И тут я услышал шум — обезьяна была совсем близко.
Я замер. Что же делать? Если я открою дверь, по всей вероятности, меня ждет гибель. И какая польза от моей гибели этой несчастной пленнице? Ведь у меня есть еще один выход — не самый простой, наверняка очень опасный, но все же выход — я могу попытаться спуститься по стене башни. Шанс на спасение в этом случае даже больше, чем если я открою дверь.
Я подошел к окну и посмотрел на город. Была кромешная тьма, и я ничего не увидел. Откуда-то из темноты доносился рев тотов. Вероятно, там устроились лагерем зеленые воины. Снова над холмами пронесся рык бенса, вышедшего на охоту. Я сел на подоконник, свесил ноги наружу, перевернулся на живот и соскользнул вниз. Держась обеими руками, я нащупал носком углубление в стене. Надо мною висит черно-голубая бездна, усеянная звездами, подо мною лежит черная пропасть. Я взглянул вниз. Казалось, что меня отделяют от земли всего футов сто пятьдесят. И все же, если я сделаю неверное движение, если у меня сорвется рука или нога, меня ждет неминуемая смерть.
При свете дня все трещины в стене казались глубокими, а сейчас… У меня было ощущение, что я ползу по гладко отполированной скале. Пальцы рук одеревенели. Ноги отчаянно искали хотя бы малейшую опору. Каждое мгновение я прощался с жизнью, но как только я находил хотя бы маленькую трещину, надежда снова возвращалась ко мне.
Распластавшись на стене, я отдыхал, а, когда немного приходил в себя, снова начинал спуск. Так, поминутно прощаясь с жизнью, я спускался дюйм за дюймом. Проползая мимо окон, я старался производить как можно меньше шума, чтобы обезьяна не услышала меня.
Еще никогда в жизни я не чувствовал себя таким одиноким, как в эту ночь, когда я спускался по каменной стене древнего маяка. Даже надежда покинула меня. Ладони и пальцы мои кровоточили, ногти обломались. Как они держали мое тело, я до сих пор не знаю. Единственное, за что я тогда благодарил судьбу и благословлял предков, так это за тьму, окружавшую меня, так что я не мог видеть под собой зияющую бездну. Но зато я не мог понять, сколько мне осталось спускаться до земли, а взглянуть вверх, на чернеющий силуэт башни, я боялся, из страха потерять равновесие.
И все же я был гораздо ближе к земле, вернее, к крыше дома, чем предполагал. И тут я неосторожно царапнул ногами по стене. В мертвой тишине этот звук показался мне раскатом грома. Я понимал, что его может услышать обезьяна в башне, и мог только надеяться, что в ее мозгу этот звук не ассоциируется со мною.
Но у меня не было времени для сомнений. Я продолжил спуск с удвоенной скоростью. До меня донесся шум из башни: что-то огромное и тяжелое быстро спускалось по лестнице. «Может, это просто слуховая галлюцинация, — подумал я, — ведь мои нервы напряжены».
И вот мои ноги коснулись крыши.
Я вздохнул с облегчением, но это облегчение было очень недолгим. Почти мгновенно я понял, что шум, доносившийся до меня из башни, не был галлюцинацией: огромная белая обезьяна выскочила из дверей в десяти шагах от меня.
Она бросилась вперед без единого звука, видимо, не желая делить трапезу со своими сородичами. Я был с ней солидарен в этом и выхватил меч, а не пистолет. Я казался беспомощным жалким карликом по сравнению с этой громадиной, воплощением тупой жестокости.
Только ловкость и быстрота реакции спасли меня от объятий обезьяны. Длинные могучие руки уже протянулись ко мне, но я успел одним ударом обрубить кисть и тут же отпрыгнул в сторону. Обезьяна бросилась ко мне, но она была не слишком проворна, и я вонзил меч в ее тело. Дикий крик ярости и боли вырвался из ее груди. Она снова ринулась на меня, однако потеряла равновесие; попыталась удержаться на крыше, но тщетно. Вскоре снизу донесся глухой удар тяжелого тела о землю.
Испугавшись, что крики привлекут сюда других обезьян, я бросился бежать к северному краю крыши, где, как я заметил днем, мог, прыгая на прилегающие крыши более низких зданий, спуститься на землю.
Над горизонтом поднялся холодный Хлорус, Призрачный свет пролился на город, и я увидел крыши внизу. Мне пришлось прыгать с большой высоты, но все же это было безопаснее, ведь в доме я мог столкнуться с другими обезьянами. Соскользнув с края крыши, я на мгновение повис на руках, а затем отпустил их. Падение было долгим. Думаю, что на вашей планете с большей силой тяготения, этот прыжок не прошел бы мне даром, но здесь, на Барсуме, со мной не произошло ничего серьезного. Затем я спрыгнул на следующую крышу, затем еще на одну и вскоре был на земле.
Если бы я не видел девушку-пленницу, я тотчас же направился бы на запад, в дикую пустыню, несмотря на опасность нападения бенса. Но сейчас моя совесть заставляла меня сделать все, чтобы освободить несчастную, попавшую в лапы этих жестоких и безжалостных дикарей.
Держась в тени зданий, я бесшумно продвигался к центральной площади, откуда доносился рев тотов. Она находилась на расстоянии доброго хаада от набережной и мне пришлось пересечь несколько улиц. Наконец я добрался до площади, уверенный, что никем не был замечен.
В окнах одного из зданий я заметил свет. Однако я не осмелился пересекать площадь при свете луны и стал пробираться туда, укрываясь в тени домов. Вскоре я добрался до здания, где остановились зеленые. Прямо передо мной было низкое окно, ведущее в комнату, соседнюю с той, откуда доносился разговор воинов. Я внимательно прислушался. В комнате было тихо. Я осторожно протиснулся в окно и очутился в полной темноте.
Проходя на цыпочках к двери, откуда я мог заглянуть в соседнюю комнату, я внезапно замер: моя нога коснулась чего-то теплого и мягкого. Рука моя потянулась к мечу, когда я ощутил движение чьего-то тела в темноте.
В жизни каждого человека бывают случаи, когда он вдруг обнаруживает, что его действиями руководят какие-то внешние силы, не подчиняющиеся его сознанию. Иногда это называют рукой провидения, иногда высказывают гипотезы о существовании какого-то загадочного шестого чувства, которое мы находим у себя. Но факт остается фактом: этой ночью я стоял в темной комнате древнего дворца покинутого города и не вонзил свой меч в мягкое тело, шевельнувшееся возле моих ног, хотя в моем положении это был бы самый разумный поступок. Я прижал острие меча к этому мягкому теплому комочку плоти и прошептал одно слово:
