- Каким еще делом можно заниматься, сидя на скамейке? - Китами, по непонятной ей самой причине, задело это паясничанье. Несмотря на неприятное покалывание в виске, она сохранила невозмутимое и холодное выражение во взгляде.
- Я провожал в мир иной старого друга, - незнакомец опустил руку. - Он накануне скончался.
- И зачем сидеть в парке? - Дзюнко никак не могла понять, почему стоящий над ней мужчина кажется таким странным. Он одновременно был неприятным чужаком и... никем. Китами за прошедшие месяцы развила свою чувствительность к чужакам и при желании могла ощущать собеседника, само его присутствие. Но присутствия этого человека она прочувствовать не могла. Как будто перед ней никого не стояло. Прямо, как минуту назад, когда он появился рядом столь неожиданно. - Странно.
- Мир вообще странная штука.
Девушка не сразу поняла, что мужчина ответил по-японски. Произношение его было чистым, как будто говорил урожденный носитель языка. Впервые Дзюнко пришла в голову мысль, что этот тип не просто странный. Он мог быть опасен. Он мог быть...
- Не стоит раздувать сейчас ваши подозрения, Китами-сан, - прервал разворачивающуюся в ее голове мысль незнакомец. Он назвал Дзюнко по фамилии. И при этом точно уловил ход ее мысли. Или просто залез к ней в голову и прочитал?
Трикстер. Он был трикстером.
Руки Китами сами собой захлопнули книжку со стихами Ницше. Первым порывом было встать. Но тут девушка встретилась взглядом с глубокими синими глазами незнакомца. В них не было угрозы или пошлого гипнотизирующего мистериума. И все же Дзюнко не сдвинулась с места. Она просто поняла, что опрометчивых поступков совершать не нужно. Тем более, мужчина явно собрался уходить.
И все же она не могла остаться немой запуганной девчонкой. Повинуясь, наверное, самому духу противоречия, Китами спросила:
- Вы кто такой?
Он уже ступил на дорожку и развернулся к Дзюнко широкой черной спиной. Услышав вопрос, незнакомец обернулся. Взгляд, брошенный на сидевшую японку через плечо, не был насмешлив или злобен. Напротив, почему-то этот взгляд казался полным непонятного интереса.
- Когда-нибудь все мы узнаем ответ на этот вопрос, - сказал мужчина и шагнул прочь. - Если мы еще встретимся, зовите меня Октавианом. Октавианом Вендиго.
Нью-Йорк 9 мая 02: 07 местного времени
Неоновая вывеска, висевшая под крышей соседнего дома на самом углу улицы, мигала со скоростью автоматной очереди. Розово-синие огоньки проникали сквозь неплотно сдвинутые полоски жалюзи и бились об опущенные веки. Сон, казавшийся прежде столь вожделенным, оказался миражом и не приходил уже второй час. Хотелось вертеться с боку на бок, заново натягивая сползающий плед, и изгонять из себя неприятный зуд, что появляется, когда долго лежишь без движения, но не можешь расслабиться.
Диван, казавшийся расплющенным из-за широкой низкой спинки и необычно просторного сиденья, стоял рядом с единственным в комнате окном. Напротив него в дальнем углу, около двери в ванную, располагался компьютерный стол. На этом столе обосновался тонкий черный ноутбук, клавиатура которого иногда флегматично пощелкивала под пальцами пользователя. Такое пощелкивание раздражало слух обитательницы дивана едва ли не сильнее назойливого света уличной вывески. Из-под коричневого пледа показалась человеческая голова. Обладательница головы раздраженно терла левое веко, приоткрыв второй глаз и глядя на окно.
- Ты вообще спишь когда-нибудь? - спросила, не оборачиваясь, Мегуми Канзаки. Молодая женщина приподнялась, опершись о локоть, и слегка потянулась. Расслабления в теле не ощущалось, но двигаться все равно было приятно. Канзаки была японкой, о чем красноречиво свидетельствовал азиатский разрез глаз и густые черные волосы, остриженные коротко и едва достающие до шеи. Нисколько не заботясь о простой прическе, Мегуми сладко почесала макушку свободной рукой.
Откинув плед, она села. Канзаки по праву могла гордиться своей фигурой. Традиционно присущая женщинам Востока утонченность почти не замечалась в прекрасно сложенном теле, отмеченном спортивной крепостью. Мегуми старалась тренироваться регулярно, соблюдать режим, а потому не носила на себе ни грамма лишнего жира и могла похвастаться отменной ловкостью и силой. К счастью, молодой женщине удалось избежать участи мускулистого мужеподобного существа. Канзаки оставалась женственной и красивой. Этому способствовали приятные черты лица, глаза цвета крепко заваренного чая, превосходная талия и главный калибр женской красоты в глазах мужчин - большая грудь. Сама Мегуми всегда заметно стеснялась собственного соблазнительно крупного бюста, не носила декольтированных нарядов и вообще предпочитала в одежде унисекс.
Сейчас Канзаки была облачена в длинную, почти до колен, футболку и короткие домашние шорты. Первое время она сомневалась, стоило ли переодеваться в домашнее на новом месте. Но вскоре постоянно ходить в брюках наскучило. Юбок же она не взяла из Меркури вовсе. Девушка встала с дивана, одернув смявшуюся футболку. Босые ноги приятно защекотал ковер.
- Когда-нибудь ты простудишься, разгуливая с голыми пятками, - донеслось со стороны стола с ноутбуком. Вращающийся стул скрипнул, когда второй обитатель квартиры развернулся к дивану.
- Здесь, к счастью, расстилают ковры, - ехидно прищурилась Мегуми, глядя на собеседника. - Не то, что у тебя дома.
Сэм Ватанабэ, как всегда, криво усмехнулся. Мужчина внушительных габаритов, он казался даже слишком большим, сидя на крохотном стуле. Сэм был полукровкой, насколько знала Мегуми. Его по-восточному раскосые глаза были почти того же цвета, что у нее, но вот полное лицо выглядело вполне европейским. В отличие от спортивной японки, Ватанабэ обладал внушительных объемов животом и вообще был весьма, как бы это сказали вежливые наблюдатели, пухлым. Лишь только широкие плечи, спина и мощные руки спасали толстяка от участи смотреться сущим шариком. Сэм, очевидно, осознавал недостатки собственной внешности и маскировал их одеждой. Он постоянно ходил в неизменном черном пиджачном костюме свободного покроя, значительно скрадывающем неизящную фигуру. Даже сейчас этот костюм присутствовал на положенном месте за исключением пиджака, небрежно повешенного на вешалку в шкафу. Расслабленный галстук болтался на могучей шее Ватанабэ багровой тряпочкой, расстегнутая на три верхних пуговицы рубашка явно утратила белоснежную свежесть, с которой ее следовало носить.
- Зато у меня тапочки симпатичнее, - толстяк фыркнул, вытянув ноги, обутые в тапки с картинкой в виде улыбающейся мордочки котенка. Проведя широкой ладонью по коротко остриженным волосам, мужчина принялся привычно оглаживать аккуратную бороду-эспаньолку. Эта манера всегда казалась Канзаки смешной в своей карикатурной многозначительности.
