Эскадра его высочества - Алексей Владимирович Барон

бубудусков. С инструкцией они сильны и неукротимы. Зато любая дилемма погружает их в младенческую беспомощность. Но самое ужасное для сострадариев, как и для любых фанатиков вообще, наступает тогда, когда одна инструкция противоречит другой. Тут они стопорят, булькают, пузыри пускают и страдают от нехватки воздуха пуще утопленника с камнем на шее.

Обенаус молчал, наслаждаясь ситуацией. Сибодема пыхтел, вращал глазами и чесал затылок. Неизвестно, сколько еще продолжались бы мучения честного привратника, если б с затемненного крыльца посольского особняка не послышалось деликатное покашливание. Потом прозвучал еще и голос. Добрый такой. Тихий. Проникновенный. Сострадающий.

– Обрат Сибодема! Будь добр, пропусти господина барона вместе со шпагой.

Привратник с огромным облегчением вытер лоб и отступил в сторону. Выбирать между войной и миром теперь предстояло не ему.

А с крыльца спустился сам обрат проконшесс. Он учтиво поклонился гостю.

– Приношу извинения, господин посол. Обрат Сибодема служит у нас недавно, с новыми обязанностями еще не освоился.

– Понимаю, понимаю, – сказал Обенаус. – Я слышал, бубудусков учат другому.

– А я слышал, вы сегодня обливались?

– А вы, говорят этого избежали?

– О, если иметь хорошую охрану… Из бубудусков.

– Да, я заметил кое-кого в саду. Хорошо развиты физически.

– Прошу в дом, сын мой. У вас острое зрение.

За спиной барона хлопнула калитка, лязгнули засовы, щелкнул замок, скрипнула щеколда, звякнула цепь. В завершение всей этой симфонии обрат Сибодема с облегчением высморкался.

– Вы идете? – спросил проконшесс, поднимаясь на крыльцо.

– Знать бы куда, – усмехнулся Обенаус.

– Туда, куда ведут все дороги.

– К истине?

Гийо распахнул дверь.

– К вере.

– Я бы предпочел истину.

– Э! – в свою очередь, усмехнулся проконшесс. – Кто ее только не пробовал искать, вашу истину. И каков результат? Кто-нибудь нашел?

– Целиком никогда и не найдут. Но каждая малая ее частица есть удача.

– Удача? Благодаря таким удачам стали возможны наркотики, аборты, огнестрельное оружие. Разве не так?

– Все зависит от того, в чьи руки попадает истина, святой отец.

– Если открытие важное, оно неизбежно попадает во множество рук. А мы несовершенны, не созрели для очень многих открытий. Даже из нашего незабвенного, но забытого прошлого.

– Э! Давний спор. Подобные доводы приводились уже невесть сколько лет назад. Причем каких! Световых…

Проконшесс остановился перед лестницей, пропуская гостя. Через его усмешку неожиданно прорвалась самая настоящая грусть.

– О, барон! В результате мы оказались невесть в скольких световых годах от Земли, и с этим никак не поспоришь. Неужели вам больше нечего возразить?

Обенаус тоже остановился.

– Отчего же? Есть, конечно. И более чем достаточно.

– Ну и? В двух словах?

– В двух словах? Хорошо, извольте. Я слышал, что базилевс-император недавно излечился от пневмонии с помощью померанских антибиотиков.

– Пресветлый хранит его величество, – отозвался Гийо. – В том числе и с помощью антибиотиков. Но прошу вас, проходите.

Невысокий Обенаус поднялся на ступеньку и посмотрел прямо в его глаза. На секунду оба замолчали.

– Сколь необъяснимы бывают симпатии, – удивленно сказал покаянец.

Обенаусу показалось, что он искренен.

– Почему? В конце концов мы оба принадлежим к человеческому роду.

Проконшесс тихонько посмеялся.

– И с этим не поспоришь. Но есть и еще кое-что. Мне кажется, дорогой барон, что мы с вами образуем две части некоего целого.

– Две разные части?

– Разумеется. Только давайте не будем делить все на белое и черное. Образно говоря, там, где я вижу непостижимое, вы ищете простое объяснение, главная разница в этом. В этом же корни нашего противоборства, которое дает именно тот результат, который угоден Провидению.

– А истина посередине?

– Ох, опять вы про истину.

– Извините, больше не буду.

– Да ладно, попробуем поискать и вашу истину. За результаты, впрочем, не ручаюсь. Истину обрести куда труднее, чем веру. Только не спрашивайте меня – почему.

Потому, что истина все же не любит отдаваться кому попало, – подумал Обенаус. Разумеется, вслух об этом он не сказал. Потому что пришел в посольство Покаяны не за тем, чтобы наставить святого отца на путь истины. Его задача была менее сложной. Хотя едва ли более безопасной.

* * *

* * *

В восьмом часу утра терпению Кэйра пришел конец.

– Вот что, братец. Невозможно слышать твои стенания. Ты же всю ночь никому уснуть не дал! Прямо и не знаю, что с тобой сотворить.

Франц поднял угасший взор.

– Извини. Я сам не знаю.

– Ладно, одевайся.

– Зачем?

– Пойдешь на свидание.

– Не получится.

– Почему?

– Я не знаю, где она живет.

– Замечательно. Разве она хранит это в тайне?

– Не знаю. Я не спрашивал.

– О, – сказал Ждан. – Очень умно.

– Да при чем здесь ум?! – воскликнул архитектор.

– Ну вот, первое разумное словоизвержение за последние сутки. Ты подаешь надежды.

– Майн готт! Но что же теперь делать, что делать, а?

– Ладно, я узнаю для тебя адрес, – сказал Кэйр.

Франц встрепенулся.

– О, адрес! Адрес – это есть спасение! А как, где?

– В деканате, желторотик.

– Им запрещено давать адреса.

– Не бывает правил без исключений, бамбино. В деканате, чтоб ты знал, сидят вовсе не бесплотные ангелы, а вполне конкретные девочки. Они вполне доступны для конкретных форм убеждения. Эфенди Бурхан! Пока не растолстел, доставай-ка свои джангарские сласти.

– Кэйр, я только-только задремал.

– Придется проснуться. Хороший архитектор, знаешь ли, стоит рахит-лукума.

– Рахат-лукума, – обиженно поправил Бурхан.

Известный сластена Ждан выставил нос из-под одеяла. Он тоже попытался спасти лакомство.

– Право, не знаю, стоит ли будущему судье применять взятку.

– Дорогой мой, – наставительно сказал Кэйр, – мы не в муромских лесах. В Поммерне секретаршам не дают взяток. Только подарки.

– Нет, нет! – испугался Франц. – Рахат-лукум не есть взятка!