— Десанту приготовиться к высадке через носовой люк! — раздалось под потолком. — Причальная команда — на местах стоять!
Дирижабль проплыл над воротами и, сбросив ход почти до нуля, медленно подошел к причальной мачте.
— Отдать гайдроп! — приказал капитан.
Вниз полетел длинный трос. На причальной площадке его поймали двое в гражданской одежде и шустро заправили в барабан. Трос натянулся. Дирижабль мягко, как котенок, ткнулся носом в мачту. Звонко щелкнули фиксаторы. В носу дирижабля открылся квадратный люк. Прозвучала очередная команда, и мы дружно потянулись на выход.
Наверху причальной мачты была круглая площадка без какого-либо ограждения. На нее от люка причальная команда перебросила стальные сходни. Задувал ветер. Он толкал "Орла" в борт, однако нос был защемлен крепко и дирижабль мог лишь медленно вращаться вокруг мачты, подобно тому, как вращается часовая стрелка по циферблату. Сходни тихо скрежетали, проезжая по обитому железными листами настилу. Когда мы прыгали с них на площадку и бежали к ее центру, стоял такой топот, будто десантировалось стадо боевых слонов.
Вниз с площадки вела винтовая лестница. Железная, но хлипковатая на вид. Кроме того тут был гидравлический лифт, но в его кабине едва помещались пятеро штурмовиков, да и ходил он довольно медленно. Пришлось опять же уступить его бойцам с тяжелым вооружением. А лестница оказалась длинновата. Сбегая по ней, я старался не думать о том, как буду карабкаться обратно наверх.
Лейтенант коршуном слетела вниз, обогнав меня на предпоследнем круге. Внизу была такая же круглая площадка, только вымощенная камнем. Она частично врезалась в башню примерно на половине ее высоты.
У схода с лестницы стоял на посту один-единственный солдат с трехлинейкой. Молодой, в новенькой форме и с неуверенностью во взгляде. Типичный новобранец. Кроме него, тут были лишь те двое гражданских, что обслуживали мачту. Если здешний офицер всерьез беспокоился о безопасности, ему следовало бы для начала выслать сюда хотя бы взвод солдат. На открытой всем ветрам площадке горгульи порвали бы эту троицу в момент и взорвали бы мачту раньше, чем их успели бы выбить отсюда.
— Где командир? — спросила лейтенант у солдата.
— Господин поручик внутри, ваше благородие, — ответил тот.
Лейтенант, окинув хмурым взглядом площадку, очевидно, пришла к тем же выводам, что и я, и приказала первой группе штурмовиков занять здесь оборону. Мое упавшее было мнение о нашем импульсивном лейтенанте несколько восстановилось. По крайней мере, у нас оставался путь к отступлению, когда что-то пойдет не так. В том, что оно пойдет не так, я даже на миг не усомнился.
Не дожидаясь отстающих, лейтенант решительно направилась дальше. Солдат озадаченно посмотрел ей вслед. Я похлопал его по плечу и дружеским тоном посоветовал держаться позади штурмовиков. Подвиги — это их епархия, а не наша. Главная задача армии — и это объявлено официальным правительственным указом! — выиграть войну, а мертвые на этой войне всегда в проигрыше.
С площадки вниз вела широкая лестница, на этот раз каменная и основательная. Она располагалась снаружи башни, но ее прикрывала высокая стенка и, если бы не небо над головой, можно было бы подумать, что это уже вход внутрь. На самом же деле лестница выходила на другую открытую площадку, втрое больше первой. Каменные зубцы придавали ей облик старинной башни и одновременно служили отличными укрытиями.
Едва мы спустились на площадку, как в стене распахнулась двустворчатая дверь. Из нее вышел подтянутый и очень хмурый поручик.
— Итак, что вам угодно, лейтенант? — сходу осведомился он.
— Мне угодно, поручик, чтобы вы немедленно открыли ворота, — сказала лейтенант. — И впустили людей в город. И, кстати, здравствуйте.
Тот едва заметно кивнул, изображая ответное приветствие, и сухо ответил:
— Сожалею, но не могу.
— Но они там все погибнут!
Не похоже, чтобы на поручика это произвело впечатление.
— Им не обязательно там оставаться, — сказал он. — Пусть идут в обход. За городом разбит целый лагерь для таких, как они.
— Они не в том состоянии, чтобы идти дальше, — возразила лейтенант.
— А мы не в том состоянии, чтобы рисковать, — ответил поручик. — У меня тут недостаточно людей, чтобы удержать открытые ворота в случае серьезной атаки.
— Теперь достаточно!
Лейтенант указала на свой отряд. Поручик окинул нас мрачным взглядом. В его глазах отчетливо читалось: "да пошли бы вы все нахрен вместе с этими беженцами!", но у штурмовиков была репутация людей, с которыми в таком тоне лучше не разговаривать.
Разумеется, дисциплинарный устав и для них писан. Другое дело что на линии фронта штурмовики обычно не живут так долго, чтобы жандармы успели завести дело, выслать наряд и найти на том же фронте проштрафившегося бойца. Была у меня знакомая машинистка в бюро учёта, так она рассказывала, что половина подобных дел закрывалась с формулировкой "убит в бою". Это не говоря уже о том, что сама идея выдернуть человека из кровавой мясорубки и отправить его в тыл, пусть даже и на гауптвахту, воспринималась как наказание только самыми фанатичными бойцами. Таких, кстати, среди штурмовиков хватало, и всё же лучше было их не провоцировать.
— Видите ли, лейтенант, у меня приказ, — пустился поручик в объяснения. — И даже не от коменданта города, а звонил лично командующий фронтом. Он приказал немедленно закрыть все входы в город и посторонних на вверенную мне территорию не допускать. Так что я очень извиняюсь, но никак не могу выполнить вашу просьбу.
— Хорошо, дайте мне телефон и у вас будет другой приказ, — сказала лейтенант.
— Сожалею, но я не могу предоставить доступ к служебной связи посторонним лицам, — ответил поручик. — И, кстати, о посторонних. Я пока еще не видел вашего приказа о назначении на эту позицию. Надеюсь, он у вас с собой.
— Мне не нужен отдельный приказ, чтобы спасать людей, — резко ответила лейтенант.
— То есть, у вас его нет, — констатировал поручик. — В таком случае, я вынужден попросить вас покинуть вверенную мне территорию. И немедленно.
Он повернулся, явно давая понять, что разговор окончен.
— Арестовать! — коротко рявкнула лейтенант.
Удивились, по-моему, вообще все. Даже у боцмана лицо вытянулось. Тем не менее, действовали штурмовики быстро и точно. Поручика и с ним еще двух солдат за дверью разоружили и скрутили раньше, чем тот успел произнести до конца фразу:
— Да как вы смеете?!
— Смею, — сказала лейтенант. — Вторая группа, занять позицию и никого не пропускать. Третья группа, за мной.
Резко мотнув головой, она быстрым шагом вошла внутрь. Бойцы из третьей группы последовали за ней и прихватили с собой арестованных. Наша группа спешно занимала позиции. Боцман отрядил по паре штурмовиков на каждый угол, а гренадерам поручил охранять лестницу.
Мне достался выступ слева. Его прикрывали два каменных зубца с широкой щелью между ними. Через щель я мог держать под прицелом и ворота, и узенький мостик, который протянулся над крышами домов от ворот к башне. Выход на него был прямо подо мной.
Солдаты на стене смотрели в нашу сторону. Подозреваю, что они заметили происходящее и даже не знаю, что бы я стал делать, если бы они решили отбить своего офицера. Лейтенант могла чудить, сколько ей угодно¸ но я по своим стрелять не собирался. Судя по взглядам, которыми перебрасывались штурмовики, их посещали те же сомнения.
К счастью или сожалению, времени на междоусобицу у нас попросту не оказалось. На захват башни у третьей группы ушло всего несколько минут. Ни одного выстрела изнутри не прозвучало. Затем хриплый голос из мегафона, висящего под парапетом, громко объявил повышенную готовность. Солдаты на крепостной стене разбежались по своим постам. Я облегченно выдохнул. Створки ворот дрогнули и с тихим, но отчетливым лязгом пришли в движение.
А беженцы всё еще ковыляли к воротам!
— Живее, растяпы хреновы! — заорал на них голос из мегафона.
