Есть вроде бы и третий, в яме на окраине виртуального селения, но он почему-то не стреляет.
— А раз вы меня разозлили, то я сделаю вам плохо, — продолжил я и пополз прочь.
Одолеть метров десять под прикрытием вот этого пригорка, затем в ложбину, пройти по ней до конца. Пара шагов, и я окажусь в тылу у посмевших устроить столь бездарную засаду доходяг. Серьезных имплантов, которые позволят заметить мой манёвр, у этих типов быть не должно.
Стрельба прекратилась, когда я был уже в ложбине.
— Эй, где он!? Ты его видишь? — хриплым, напряжённым голосом спросил тот, что прятался в развалинах.
— Нет, — гнусаво отозвался второй. — Может быть, готов? Надо проверить.
— Я тебе проверю! — воскликнул я, объявляясь у обладателя «Страйка» за спиной. — Бросай оружие!
И тут этот парень совершил большую глупость — вместо того чтобы просто выполнить приказ, он попытался резко повернуться. Я нажал спусковой сенсор совершенно автоматически, и башка гнусавого разлетелась на куски. Дёргающееся тело упало наземь, хлынула кровь, а я прицелился в хриплого.
Этот оказался более умным, а может быть, произвела впечатление моя меткость.
— Бросаю… — прошептал он и положил «калаш».
— Очень хорошо, — одобрил я. — Сделай пять шагов в сторону, ляг лицом в землю, руки на затылок. Быстро! — Он выполнил приказ, и я повернулся к третьему. — Эй, ты, хватит прятаться! Вылезай, а не то гранату кину! Не пожалею, а от тебя даже пепла не останется!
— Он не ответит, — сказал хриплый. — Не может…
— А ты молчи! — прикрикнул я на него и осторожно зашагал туда, где прятался третий засранец.
Он лежал на дне глубокой ямы, похожей на воронку от снаряда, и был ещё жив. Тёмные глаза смотрели в небо то ли с мольбой, то ли с угрозой, а на месте рта булькало серебристое месиво.
Колония скоргов, поразившая его, как-то усваивала кислород, и поэтому её жертва не умирала, хотя дышать не могла.
— Действительно, не сможет. — Я поднял «Шторм» и выпустил одну-единственную пулю.
Мягкий шлёпок, и всё было закончено.
— А теперь немного поговорим. — Я развернулся и пошёл к хриплому. — Хотя по всем законам Пятизонья я должен пристрелить тебя, как бешеную собаку. А ну встань, отвались мой хвост!
Он послушно поднялся, сутулый, совсем молодой: чумазое лицо под шлемом, глаза блестят страхом и злостью. Маски у него то ли вообще не было, то ли потерял в передрягах, а вот боевой костюм выглядел новым.
— И на кой чёрт вы сюда полезли, дураки? — спросил я. — Насмотрелись репортажей Мерлина? И зачем отправились в пустошь на промысел? Думали, здесь легко стать разбойником с большой дороги? Есть много более пристойных и менее рискованных способов устроить свою жизнь в этих местах.
— Мы хотели… мы думали, собрать артефакты… потом продать… было четверо, — забормотал он.
Я смотрел на него, заикающегося и жалкого, и вспоминал себя, каким я появился в московской локации в январе пятьдесят второго. Я тогда хорошо понимал, что в обычном мире места мне нет, что останься я там ещё на месяц, и меня обязательно найдут. И действовал соответствующе, сжигая мосты и готовясь к тому, чтобы выжить в отчуждённых пространствах.
А эти? Летят сюда, привлечённые ложной романтикой, как мотыльки на пламя свечи, и гибнут…
— Хотели они! — буркнул я, опуская ИПП. — Прежде чем хотеть, думать надо! Без скоргофагов и нормального снаряжения тут долго не протянешь. Ладно, я сегодня добрый, так что забирай свою пушку и вали к Обочине. Или уматывай отсюда ко всем чертям, или начинай строить жизнь заново — с нуля, которым ты в данный момент и являешься. Понял?
И, оставив чумазого парня ошалело хлопать глазами, я пошёл прочь.
Я всё ждал, что он поднимет «калаш» и попытается выстрелить мне в спину.
Но он не выстрелил.
К железнодорожному мосту через Припять я добрался без особых проблем.
Миновал похожие на термитники бугры, между которыми блестели лужи жидкого металла, увидел реку и три торчащие из неё огромные бетонные опоры. Около них ещё пару лет назад соорудили то, что гордо именовалось «переправой», натаскали обломков, бросили мостки, сделали всё, чтобы можно было перебраться с берега на берег.
Единственная проблема — переправа являлась однополосной, разойтись на ней смогли бы только призраки.
— Похоже, чисто, — пробормотал я, оглядев окрестности. — Рискнём, что ли?
Отсюда недалеко до тамбура, а в его окрестностях почти всегда оживлённо — люди, чугунки, группы сталкеров, шайки биомехов появляются и исчезают, сходятся и расходятся. Поэтому терять тут бдительность нельзя, только зазеваешься, «палачи» из Ордена нафаршируют тебя пулями, или какой-нибудь дракон решит, что пора отведать твоего мясца.
Прежде чем вступить на восточный край «переправы», я перешёл в форс-режим.
Что это такое на самом деле — мне объяснить сложно, так что я им просто пользуюсь безо всяких объяснений. Когда он включается, мои оплавленные импланты — сонар, радары, датчики, вроде бы призванные функционировать отдельно один от другого, объединяются в некую систему. И я начинаю воспринимать мир совершенно не по-человечески — как совокупность неподвижных и движущихся, живых и мёртвых, излучающих и неизлучающих объектов.
Я будто становлюсь единым огромным глазом и ухом одновременно, неким чудным сложным органом, обращённым во все стороны сразу. Слышу, как растут автоны, выкачивая из земли металл, замечаю, как ползут скорги, вижу то, что в обычном состоянии никогда не разгляжу.
Единственный минус — форс-режим жутко утомляет, высасывает энергию, и пользоваться им долго я не могу.
В этот раз сил у меня было много, и вход прошёл легко. Мир вокруг поплыл, потерял чёткость, а затем вернулся, превратился в сферу из вывернутых плоскостей, ярких и тёмных, шершавых и гладких, холодных и тёплых. По ней задвигались «метки» — мельтешащие под поверхностью воды гидроботы, клубящееся в воздухе облако «кислоты», кружащийся у самого горизонта дракон, двое ходоков в руинах посёлка Кривая Гора…
Но поблизости — ничего и никого опасного.
Перебравшись через реку, я отключил форс-режим и минут пятнадцать отдыхал, приходил в себя. Затем огляделся ещё разок — не изменилась ли ситуация, и направился в сторону самой знаменитой в мире АЭС.
Добрался до развалин бетонного забора, приподнял голову и осторожно выглянул.
Вихрь — центральная точка тамбура, да и всей локации, вращался на обычном месте, рядом с грандиозной грудой обломков неподалёку от четвёртого реактора. Напоминал он осёдлый, пустивший корни столб торнадо средней степени упитанности, и выглядел грандиозно и опасно, как небрежно возлежащий лев.
