Ознакомительная версия.
Приблизившись метров на сто, всадники перестроились в шеренгу и оказалось, что их не десять, а одиннадцать. Одиннадцатым был монах в сильно испачканной черной рясе, его лицо заросло бородой по самые глаза, так что возраст нельзя было определить даже приблизительно. Монах не имел никакого оружия, кроме двух пистолетов в седельных карманах, но сдается мне, что эти пистолеты достались ему вместе с первым попавшимся седлом, выданным в спешке. Самой заметной деталью в облике монаха было гигантское распятие на груди, которое новые русские называют "крест с гимнастом".
Стрельцы развернулись в цепь, Федор попытался было пропищать "тпру", но был остановлен железной рукой Усмана, ласково похлопавшей его по спине.
- Не дрейфь, малец, - ободрил его Усман, - прорвемся.
Стрельцы с ружьями переместились на фланги, спешились и стали снимать с лошадиных спин железные треноги. Все правильно, только неисправимые оптимисты стреляют с руки из ружья такого размера. Далековато они спешились, с дистанции сто метров попасть в человека из гладкоствольного ружья непросто даже с упора.
Командир стрельцов и монах продолжали движение неспешной рысью, метрах в пяти за ними следовали стрельцы с пиками. Равнение они держали идеально. Я рассмотрел лицо командира, он, оказывается, совсем молодой, вряд ли старше двадцати трех, это окладистая борода придает ему более взрослый вид. Усман тяжело вздохнул и два раза щелкнул предохранителями, приведя в боевое состояние автомат и подствольник. Затвор он не передергивал, так делают только голливудские герои, нормальный человек загоняет патрон в патронник заранее.
Я повторил манипуляции Усмана. Мы молча переместились поближе к краям телеги, чтобы удобнее было спрыгнуть на землю, если понадобится. Мы молчали, нет необходимости сотрясать воздух, двум обстрелянным бойцам все понятно и так.
До всадников осталось метров двадцать, когда юный командир стрельцов поднял вверх левую руку и лошади остановились, как духи-новобранцы по команде "стой раз-два". Хорошая у них строевая подготовка.
Командир повернул руку ладонью к нам и Федор натянул поводья, не дожидаясь другого приказа. Его и не последовало.
Одновременно и практически синхронно мы с Усманом мягко спрыгнули с телеги и неспешным шагом пошли навстречу стрельцам, держа автоматы в положении "на грудь". Ремень, впрочем, был снят с плеча, только самоубийцы в ближнем бою набрасывают автоматный ремень на шею.
- Кто такие? - спросил властным тенором главный стрелец, когда до нас осталось десять-пятнадцать шагов.
- А вы кто такие? - переспросил Усман.
На лице главного стрельца отразился вовсе не гнев, как я ожидал, а удивление.
- Если ты еще не понял, мы дорожная стража крымского тракта, - сообщил он. - А ты кто такой?
- Разве дорожная стража не должна представляться? - спросил Усман.
- Командир второго взвода подольской роты подпоручик Емельянов, - представился командир и сделал неопределенный жест булавой, который, должно быть, символизировал отдание чести. - В третий и последний раз спрашиваю, кто вы такие. Потом огонь на поражение.
- Я Усман ибн-Юсуф Абу Азиз эль-Аббаси, - отрекомендовался Усман. - А это мой друг Сергей… эээ…
- Иванов, - подсказал я.
- Мой друг Сергей Иванов, - закончил Усман.
- Ты чеченец?
- Араб.
- Неважно. Куда направляетесь?
- К вам. Мы ждали вас в Михайловке все утро, но вы так и не пришли. Пришлось выехать навстречу.
На лице подпоручика Емельянова отразилась сложная гамма чувств. Он не понимал, что происходит, но подозревал, что над ним издеваются.
- Не советую стрелять, - произнес Усман с ласковой улыбкой на лице. - Мы тоже стреляем на поражение.
- Что это за пищали? - спросил подпоручик.
- АК-74, - честно ответил Усман. - Пусть вас не обманывает, что ствол у них тонкий и короткий. Они стреляют нисколько не хуже ваших.
- Зачем пугали людей на тракте? - подпоручик решил подойти к проблеме с другого конца.
- Кто пугал? - как бы не понял Усман.
И это оказалось последней каплей, переполнившей терпение командира второго взвода.
- Бросай оружие! - заорал он. - Неподчинение карается расстрелом на месте. Считаю до трех. Раз, два…
На счет "два" тишину взорвали две автоматные очереди. Я стрелял под ноги стрельцам левого фланга, если смотреть с нашей стороны, Усман дал очередь поверх голов правого фланга. Подпоручик Емельянов явил миру глаза по пять копеек и открыл рот. Лошади стрельцов сдали полшага назад, испуганно прядая ушами. Федька полез под телегу, а его лошадь испуганно заржала и попыталась сдать назад, но уперлась задом в передок телеги и остановилась.
Единственным, кто сохранил самообладание, был монах. Он поднял перед собой распятие и произнес густым басом, неожиданным для его тщедушного тела:
- Во имя отца и сына и святаго духа…
Глаза Иисуса Христа на распятии вспыхнули недобрым золотистым светом. Крест на моей груди изменился. Нельзя сказать, что он стал горячее или холоднее, легче или тяжелее, он просто как-то изменился. И его изменение послало в мой мозг четкий и недвусмысленный приказ, которого нельзя ослушаться, потому что иначе конец.
Я поднял ствол и сделал парный выстрел. Между двумя глазами монаха красным цветком расцвел третий. Редкостная удача, очень трудно направить пулю в какую-то определенную часть тела противника, когда стреляешь навскидку. А вторая пуля усвистела куда-то далеко, это нормально, именно поэтому мы говорим "одиночный выстрел", а подразумеваем "парный".
Монах дернулся, как будто был марионеткой, которую резко дернули за веревочку откуда-то сверху. Он завалился на сторону и рухнул на землю, как мешок с чем-то мягким и неодушевленным. Я успел заметить, что глаза Христа погасли и стали обычными серебряными глазами серебряного распятия.
- Бросайте ружья! Быстро! - резко крикнул Усман и стрельцы послушно выполнили команду.
- Ты! - показал он на подпоручика. - Медленно достаешь пистолеты по одному и кидаешь на землю. Хорошо. А теперь все дружно слезаем с коней и начинаем разговаривать.
Он подошел ко мне и спросил:
- Почему ты выстрелил?
- Глаза на распятии…
- Думаешь, это было опасно?
- Уверен. Понимаешь, крест…
- Потом расскажешь. Эй, бойцы!
Бойцы стояли вокруг нас унылым полукругом, держась на почтительном расстоянии.
- Кто мне скажет, - начал Усман, - зачем вы нас искали?
Подпоручик Емельянов неуверенно открыл рот и начал говорить, вначале сбивчиво, а потом все более четко:
Ознакомительная версия.
