— И теперь он настал, наш самый тяжкий час?
— Возможно, но ты не ответил на мой вопрос. Ты веришь, что Вулкан жив? Сказать — не значит поверить.
Блуждающий взгляд Леодракка наткнулся на Джона Грамматика, который сидел на корточках, обхватив колени руками и опустив голову в попытке согреться, и что-то бормотал под нос. Хриак держался поблизости, не скрывая, что следит за человеком. Он спрятал его от варповских чар клирика, использовав свои псайкерские способности, чтобы отбросить свет его сущности в сторону, как чревовещатель отбрасывает голос, и заманил Несущих Слово в ловушку у истока. Для человека ощущения оказались не самыми приятными, но если библиарий и обратил на это внимание, ему было все равно.
— В копье я вижу что-то, что раздувает пламя из едва тлевшей надежды, — признался Леодракк, указывая на фульгурит, удобно лежащий в ножнах Нумеона. — Я сопротивлялся, потому что надеяться на одно — значит надеяться и на другое.
— Скат, — угадал Нумеон.
— Возможно, он еще жив.
— И все остальные наши Погребальные братья тоже, но сомнения меня не покидают.
— Мы знаем, что он не погиб во взрыве, — начал Леодракк, но не смог скрыть обвинительный тон.
Позже, когда их десантный корабль уже поднялся в воздух и прорвался сквозь вражеские заставы вокруг Исствана, Нумеон сказал Леодракку, что Скатар'вар с ним связывался. Он знал, что Леодракк захотел бы вернуться за братом, что он не внял бы его просьбам, как Нумеон. Услышав это, Леодракк не пришел в ярость и не набросился на Погребального капитана, на что, по мнению Нумеона, имел полное право. Он только сник, как сникает пламя, когда уже не остается кислорода.
— Я простил тебя за те слова на корабле, — сказал Леодракк.
— Твое прощение ни к чему, Лео. Я либо спас бы нас обоих, либо вернулся бы за Скатар'варом и подписал нам смертный приговор. Я сделал прагматический выбор — единственный возможный в тех обстоятельствах.
Леодракк отвернулся, переведя взгляд на космопорт за мостом. Патрули были видны даже отсюда.
— Зачем ты говоришь об этом сейчас, брат? — спросил Нумеон.
— Потому что хочу, чтобы ты знал: я не держу на тебя зла. Я захотел бы вернуться и я знаю, что это погубило бы всех нас троих. Но от этого не легче. Меня всегда будет терзать мысль, что мы могли его найти, что он выжил, а мы прошли в считанных метрах от него.
— Меня мучили те же сомнения касательно Вулкана, но я уверен в правильности своего выбора и знаю, что получи я возможность сделать его снова, я поступил бы так же, как раньше. Историю нельзя переписать. Она уже свершилась, и мы можем лишь надеяться, что сможем исполнять свой долг до самой смерти — и неважно, чего мы хотим для себя.
Пергеллен перебил их по воксу.
— Говори, брат, — отозвался Нумеон на вызов Железнорукого, активируя бусину в ухе.
— Я вижу наших бывших кузенов.
— Сколько?
— Больше, чем нам бы хотелось.
— Значит, это наши последние часы.
— Видимо, так, брат, — ответил Железнорукий. В его голосе не было ни сожаления, ни печали. Они были не нужны. Только один долг оставалось им исполнить.
Нумеон поблагодарил скаута и закрыл канал.
— Подготовь остальных, — сказал он.
Леодракк уже отворачивался, чтобы приступить к выполнению приказа, когда Нумеон схватил Погребального брата за руку.
— Я знаю, Артелл, — сказал ему Леодракк, хлопнув Погребального капитана по плечу. — За Шена, за Ската, за них всех.
Нумеон кивнул и отпустил его.
— С этого расстояния они на самом деле выглядят великолепно, — сказал Нумеон, когда Леодракк ушел. Он наблюдал за вспышками молний над пепельными пустошами.
— Мне на ум приходит слово «смертоносно», — ответил Грамматик. Он стоял рядом с Погребальным капитаном.
— Таково большинство красивых вещей в природе, Джон Грамматик.
— Не знал, что ты философ, капитан.
— Когда видишь вблизи ярость планеты, когда на твоих глазах горы изливают наружу пламя, и небо алеет от горячей золы, а свет их раскаленного дыхания отражается от пепельных облаков, то учишься ценить такую красоту. Иначе не остается ничего, кроме трагедии.
— Все возвращается к земле, — пробормотал Грамматик.
Нумеон покосился на него?
— Что?
— Ничего. Ты правильно поступаешь.
— Твое одобрение мне не нужно. — Саламандр повернулся к Грамматику и взглянул на него сверху вниз. Лицо его было непроницаемо. — Предашь меня — и я найду способ убить тебя. В противном случае я отвезу тебя на Ноктюрн и покажу те самые огненные горы.
— Вряд ли я увижу в них ту же красоту, которую видишь ты, Саламандр.
Глаза Нумеона вспыхнули холодным огнем.
— Да, не увидишь.
Человек почувствовал позади присутствие третьего. Нумеон ему кивнул:
— Хриак, готово?
— Все устроено, план сформирован.
Грамматик приподнял бровь:
— Какой план?
Нумеон улыбнулся. Человек явно нервничал.
— Боюсь, он тебе не понравится.
Я назвал его Несущим рассвет по вполне определенной причине.
Имена важны для оружия — они дают смысл и содержательность предметам, иначе бы бывшими просто боевыми инструментами. Керз никогда не уделял этому вопросу много внимания. Его заботили куда менее сентиментальные и куда более кровавые вещи. Заостренная металлическая палка и идеальный меч, выкованный мастером своего дела, были для моего брата одинаково хороши, коль скоро они одинаково убивали. Поэтому Керз совершил промах, и поэтому я сделал Несущий рассвет именно таким. Он в буквальном смысле принесет свет.
А теперь он лежал передо мной в сердце Пертурабовского лабиринта, но не к нему сейчас был прикован мой взгляд.
Оба не были мертвы. Я знал это, едва пересек порог, но все же вид их обескровленных тел наполнил меня горечью.
— Они были мертвы еще до того, как я сюда вошел? — спросил я.
К моему удивлению, Керз ответил.
— Еще до того, как ты оказался на корабле.
Его голос звучал бестелесно, но возник он явно откуда-то из сердца лабиринта.
Разумеется, там был Неметор. Иначе и быть не могло. Он был последним сыном, которого я видел. Керз знал, что это станет для меня источником особой боли. Второй заставил меня горевать по иной причине, ибо он был частью братства, которое я всегда считал своим советом.
— Скатар'вар, — прошептал я его имя, поднимая руку, чтобы дотронуться до иссохшего тела, но остановил себя.
Отведя взгляд от мертвых сыновей, я сдержал желание немедленно снять их с цепей, на которых они висели, как куски мяса, и сосредоточил внимание на Несущем рассвет.
