«Хорошо, если крысы, – думал Вадим. – То есть ничего хорошего в крысах, конечно, нету. Но это хоть привычная, земная мерзость. И от людей, как правило, крысы держатся подальше. Хуже, если невидимые твари – какие-нибудь новолиберийские гадюки».
Он представил этих пресмыкающихся, вечных обитателей подвалов. Плоских, длинных, безглазых, похожих на глистов-переростков. Или наоборот – толстеньких, тугих, вроде гигантских опарышей. Наверное, у них бледная желтовато-серая кожа с синюшными пятнами. И тонкие, круто загнутые, выдающиеся вперед клыки. Клыки эти нужны им, чтобы охотиться на крыс. А при случае и на людей.
Помимо воли вздрогнув, он опустил взгляд вниз, на собственные ботинки. Те были хорошие, крепкие и высокие, почти до колена. Непромокаемые, с анатомической стелькой и титановой пластиной в подошве. В них можно без опаски ходить по любым колючкам и даже гвоздям. «Жаль только, что в голенищах нет титановых пластин», – подумал Вадим. Он скосил глаз на ноги Ирвина. Башмаки американца были поплоше, изрядно потертые, а в одном месте немного разорванные. Что поделать, парню не посчастливилось перед вылазкой в президентский дворец отхватить новую обувь. Впрочем, титановая пластина в подошве и анатомические стельки имелись и у этих обшарпанных дерьмодавов.
– Смотри! – вскрикнул вдруг Ирвин, резко остановился и дернул Вадима за рукав. – Глянь, что это?
В голосе американца звучал страх.
– Где? – Косинцев ухватился за рукоять штык-ножа.
– Да что ты башкой-то вертишь! Вон, шагах в пяти, в воде. Плывет...
Действительно, в нескольких метрах впереди из воды торчала какая-то штуковина. Вроде изогнутого крючком пальца. «Палец» был черным, с поперечными желтыми полосками и, кажется, с глазками. От него расходились «усы» потревоженной воды – «палец» плыл, неспешно удаляясь от диверсантов.
– Змея! – враз сообразили оба.
– По-моему, это хухум, – выдвинул предположение Ирвин.
Удивляться бойкости его ума не приходилось. Ведь он гораздо ближе Вадима был знаком с главным деликатесом кухни таха.
– Похоже, – согласился Косинцев. – Откуда бы ей тут взяться?
– Ну, это просто. У президента Волосебугу, как известно, целый питомник этих священных гадов. Оттуда и сбежала, небось. Точнее, уползла.
– Точно! Как я сам не сообразил...
– А еще меня тупым считаешь!
– Неправда, ты сам себя так обзывал! – возмутился Вадим. – В «Корпусе мира», помнится. А я говорил, что тебе нужно мыслить стратегически. Теперь вот начал, и результат сразу заметен! А ну-ка, прояви воинскую смекалку еще разок, скажи – ядовитые хухум или нет?
– Вроде нет.
– А точнее?
– Точнее ты у нее самой спроси. Я не серпентолог, а простой солдат.
– Ладно, будем считать, что безвредна. Не серпентолог он, едрена Мона...
Они зашагали дальше. К удивлению диверсантов, никаких примыкающих к тоннелю ходов, ответвлений и перекрестков, обещанных Ихуси, им так и не встретилось. Лишь кое-где из стен были удалены каменные брусья. Из пятиугольных отверстий тянуло то теплой сенной трухой, то наоборот – стылой и влажной прелью.
Ради любопытства Вадим с помощью штык-ножа вырезал кусок лишайника и зашвырнул в одну такую дыру. Мерцающий свет озарил комок тряпья, похожий на восточный тюрбан. Оттуда сверкнуло несколько пар маленьких красноватых глазок. Рядом с «тюрбаном» было разбросано множество мелких косточек – не то рыбьих, не то змеиных. По-видимому, это было чье-то гнездо, причем с детенышами. Через секунду из глубины логова выскочила яростно пищащая тварь. Плоская как у мопса морда воинственно скалилась мелкими и редкими зубками. Тварь метнулась к выходу из дыры. Вадим инстинктивно отшатнулся. Зверь, однако, не стал нападать – ограничился тем, что вытолкал из норы световой лишайник.
Рассмотреть животное толком не удалось, да не очень-то и хотелось. Крыса, она крыса и есть. Будь хоть новолиберийская с плоской мордой, хоть земная с вытянутой.
Чем дальше они продвигались, тем чаще им встречались плавающие и ползающие по лишайнику хухум. Людей они практически не боялись. Видимо, привыкли к почтению со стороны киафу.
– У-у, разлеглась. Посмотри, наглая какая! Наших бы сюда привести, – забормотал Ирвин, увидев феноменально жирную змею, устроившуюся на бережку ручья.
Из пасти гадины свешивался в воду крысиный хвост, шея была раздута. Хухум переваривала ужин. Похоже, змеи и крысы с мордами мопсов образовали здесь симбиоз. По старому доброму принципу: кто успел, тот и съел.
– Они б тебе устроили курорт, падла, – добавил американец и автоматом ловко сбросил пресмыкающееся в воду. Та, лениво извиваясь, поплыла прочь.
– Кого наших? – поинтересовался Вадим.
– Таха, конечно.
– С каких это пор таха стали для тебя «нашими»?
– С тех самых, – уклончиво ответил Ирвин.
– Нет, ты конкретно доложи, рядовой Хэмпстед, – насел на него Вадим. – Что это еще за вихляния в сторону от генерального курса? Забыл, какое у нас задание? Не миловаться с мятежниками, не угощать их змеями, а Черного Шамана завалить.
– Слушай, чувак, затрахал ты меня со своим заданием! – взорвался вдруг американец. – Разве не ясно, что мы его уже провалили ко всем дерьмовым чертям? Задача стояла: ликвидировать Мвимба-Хонго, чтобы предотвратить поход его армии на Малелу, так? А сейчас ОАТ уже в городе. Значит мы, во-первых, не выполнили приказ. Во-вторых, продались мятежникам за метикалы. В-третьих, напали на твоего друга-водителя в «Крокодильих яйцах». В-четвертых, отказались сегодня сдаться офицеру KFOR. К тому же устроили в президентском дворце погром! И как на это отреагирует наше, мать его, командование, абсолютно ясно. Стратег гребаный!.. Уж мне ли Велтенбранда не знать? Запишут в предатели, контракт разорвут и вышибут на Землю без единого цента. А то и вообще в лагерь перевоспитания упекут. Мне-то что, в Гуантанамо пару месяцев в баскетбол поиграю. А вот ты в своем русском ГУЛАГе живо здоровье подорвешь.
Вадим на слова о жутком ГУЛАГе пренебрежительно усмехнулся. Было дело, разговаривал он с парнями, которые в лагерях перевоспитания побывали. Нормальное местечко, рассказывают. Здоровый климат, здоровое питание, здоровый труд. В выходные – свидания с родными и близкими, иногда увольнения. Спортивные секции... Не всякий санаторий такие условия предоставляет. Единственный минус – какие-то воспитательные процедуры. О них говорили уклончиво, без подробностей. Видимо, малоприятная штука. Однако никого эти процедуры в инвалидов не превратили. Скорей наоборот, навсегда отбили желание совершать преступления. А кто такой преступник, если не нравственный калека?
