Ознакомительная версия.
Я почти перестала дышать, когда поняла смысл его слов. Единственный секретный ход во всем Блэклифе.
Элиас Витуриус только что дал мне свободу для Дарина. Это так, если Мэйзен говорил правду, в чем больше я не уверена. Хотелось смеяться над абсурдностью ситуации – Витуриус вручил мне ключ от свободы брата как раз тогда, когда я осознала, что это может ничего не значить.
Я слишком долго молчала. Скажи что-нибудь.
– Я думала, что быть избранным для Блэклифа – это честь.
– Не для меня, – ответил Витуриус. – Не я выбрал для себя Блэклиф. Пророки притащили меня сюда, когда мне было шесть.
Он поднял мечи и медленно вытер их. Я узнала сложные гравюры – это телуманское оружие.
– Я жил тогда с кочевниками и никогда не видел свою мать. Я даже никогда не слышал имени Витуриус.
– Но сейчас… – Витуриус был ребенком. Мне это и в голову не приходило. Я никогда не задумывалась, знал ли он своего отца, воспитывала ли его Комендант, любила ли. Потому что он был для меня только маской.
– Я – бастард, – сказал Витуриус. – Единственная ошибка, которую совершила Керис Витуриа. Она родила меня и затем бросила в пустыне кочевников. Там она находилась в то время. И там же я должен был умереть. Но мимо проходил кочевник, а их народ считает, что маленький мальчик приносит большую удачу, даже брошенный. Племя Саиф взяло меня к себе и воспитало как собственного сына. Они научили меня своему языку, своим историям, одевали в свои наряды. Они мне даже дали имя Ильяас. Но мой дед изменил его, когда я пришел в Блэклиф. Переделал на нечто более подходящее для наследника клана Витуриа.
Противостояние между Витуриусом и его матерью стало мне понятным. Женщина даже не хотела его. Ее беспощадность поражала меня. Я помогала Поупу принимать новорожденных десятки раз. Что за человек может оставить маленькое бесценное сокровище умирать от жары и голода?
Тот же человек, что смог вырезать букву К на девушке за распечатанное письмо. Тот же человек, что выбил кочергой глаз у пятилетнего ребенка.
– Что ты помнишь о том времени? – спросила я. – Когда ты был еще ребенком? До Блэклифа?
Витуриус нахмурился и прижал ладонь к виску. Его маска странно переливалась от этих прикосновений словно водоем, покрытый рябью во время дождя.
– Я помню все. Караван был как маленький город. Племя Саиф – это десятки семей. Я воспитывался сказительницей племени, мамой Рилой.
Он рассказывал долго, и его слова сплетались перед моими мысленным взором в целую жизнь, жизнь темноволосого ребенка с любопытными глазами, который сбегал с уроков ради приключений, который с нетерпением ждал на краю лагеря мужчин племени, возвращающихся с рынка, где они торговали. Я видела мальчика, который дрался со своим сводным братом и уже в следующую минуту хохотал вместе с ним. Видела ребенка, не знавшего страха, пока Пророк не пришел за ним и не швырнул в мир, которым правит страх. Но для Пророков этот ребенок мог быть и Дарином. Мог быть и мною.
Элиас замолчал, и будто теплая золотая дымка наполнила комнату. Он обладал умением сказительниц к плетению словес. Я смотрела на него и удивлялась, что вижу не мальчика, а мужчину, каким он стал. Маску. Претендента. Врага.
– Я утомил тебя, – сказал он.
– Нет. Совсем нет. Ты… ты был как я. Ты был ребенком. Нормальным ребенком. И у тебя это отняли.
– Тебя это волнует?
– Ну, теперь мне сложнее будет ненавидеть тебя.
– Увидеть во враге человека – это главный ночной кошмар генерала.
– Пророки привели тебя в Блэклиф. Как это произошло?
На этот раз пауза затянулась, покрывшись тяжелым налетом хорошо забытых воспоминаний.
– Это случилось осенью – Пророки всегда собирают новый призыв в то время, когда ветры пустыни самые сильные. В ночь, когда они пришли, в лагере Саифа царила радость. Наш вождь вернулся после удачной торговли, обеспечив нас новой одеждой, обувью и даже книгами. Повара забили и зажарили двух гусей. Били барабаны, девушки пели, мама Рила несколько часов кряду рассказывала свои истории.
Мы праздновали ночью, затем все уснули. Только я не спал. У меня возникло странное чувство, будто вокруг надвигалась тьма. Я заметил, как тени окружали лагерь. Я выглянул из фургончика, в котором мы жили, и увидел этого… этого человека. Черные одежды, красные глаза и бесцветная кожа. Пророк. Он назвал мое имя. Помню, я подумал тогда, что он, должно быть, отчасти рептилия, потому что вместо голоса у него выходило шипение. Вот так все и случилось. Меня приковали к Империи. Я был избран.
– Ты боялся?
– Я был в ужасе. Я знал, что он пришел забрать меня. Только не знал, куда и зачем. Они привели меня в Блэклиф. Остригли волосы, забрали одежду и посадили в загон за стеной школы вместе с другими детьми для выбраковки. Раз в день солдаты бросали нам черствый хлеб и вяленое мясо, но тогда я был слишком мал и еды мне почти не доставалось. К полудню третьего дня я думал, что умру. Поэтому выскользнул из загона и украл еду у стражников. Я поделился добычей с другим ребенком, который в это время стоял настороже. Ну… – Элиас посмотрел задумчиво, – я говорю – поделился, но на самом деле она съела почти все. В любом случае, спустя семь дней Пророки открыли загон и тем из нас, кто остался жив, сказали, что если мы будем бороться, то станем стражами Империи, а если нет – умрем.
Я могла себе это представить. Маленькие бездыханные тела тех, кто не выжил. Страх в глазах тех, кто остался жив. Витуриус – ребенок, испуганный и голодный, не желавший умирать.
– Ты выжил.
– Лучше бы нет. Если бы ты видела Третье Испытание… если бы знала, что я сделал… – он натирал одно и то же пятно на клинке снова и снова.
– Что случилось? – спросила я тихо.
Элиас долго молчал, и я решила, что разозлила его, что переступила черту. Но затем он стал рассказывать, часто замолкая. Его голос становился то надломленным, то бесцветным. И все это время он продолжал заниматься мечом, начищая его до блеска. Затем прошелся точильным камнем по клинку, пока тот не засверкал. Закончив свой рассказ, он повесил мечи на стену. В свете огня я увидела на его маске дорожки слез и теперь понимала, почему он дрожал, когда вошел, почему его глаза были как у привидения.
– Так что видишь, – сказал он, – я такой же маска, как и тот, который убил твоих родных. Я такой же, как Маркус. На самом деле даже хуже, потому что те люди считают, что убивать – это их долг. А я думаю иначе, но все же сделал это.
– Пророки не предоставили тебе выбора. Ты не мог найти Аквиллу до конца Испытания, и если бы не сражался, ты бы умер.
– Значит, я должен был умереть.
– Нэн всегда говорила, что надежда длится столько же, сколько жизнь. Если бы ты отказался выполнять приказ, твои люди умерли бы немедленно – от рук Пророков или от взвода Аквиллы. Не забывай. Она выбрала жизнь для себя и своих людей. И так и эдак ты винил бы себя. И так и эдак люди, за которых ты переживаешь, пострадали бы.
Ознакомительная версия.
