Ознакомительная версия.
Получив от Экана то, за чем приходила, возвращаюсь в свою комнату. На улицу выхожу только в закрытой одежде, поэтому ненужных вопросов никто не задаёт. Даже не догадываются, что я из Кадрового состава. Правда, чувствуют всё-таки, что со мной лучше не связываться, и держатся на расстоянии. Обычно женщине без защитника в трущобах и одного оборота не продержаться, но эти типы понимают, что я их не боюсь, и держат за свою. Я не жертва, я хищник.
Притон грязный и запущенный. Занимает два нижних этажа шестиэтажного дома и часть крошащейся и осыпающейся террасы, выходящей на улицу, ведущую в сторону полюса. Через закопчённые стёкла в покосившихся рамах смутно проглядывает свет фонарей. В тени рыщут мелкие паразиты.
Захожу через главный вход. Пыль тут как тут — разноцветные, похожие на солому космы спадают на лицо, тонкие кости будто в узлы скручены. Хозяйка сидит прямо на голом полу в центре начертанного мелом круга, её окружают горшочки с благовониями. Пальцы слабо сжимают трубку с огненным когтем. Можно подумать, что она без сознания, однако Пыль каким-то образом умудряется сохранять сидячее положение, несмотря на то что всё тело её обмякло. Голова бессильно свисает вниз, подбородок упирается в грудь.
Иду через комнату, перешагивая через магические побрякушки, которые якобы помогают пробудить её внутреннюю силу или что там ещё. Уже собираюсь подняться по лестнице, как вдруг Пыль резко вскидывает голову и награждает меня злобным взглядом мутных глаз.
— У тебя на руках кровь! — хрипло верещит она, затем начинает трястись и рыдать. — Много крови, очень много…
Я это уже слышала и не обратила внимания. Не обращаю и сейчас. Просто иду наверх, в свою полутёмную каморку. Фонарь зажигать неохота. Здесь холодно, из мебели — только старая кровать, от которой несёт плесенью, и комод, половина ящиков которого по неизвестной мне причине не открывается. Ложусь и размышляю, что ещё могу сделать, нет ли каких-то других путей, про которые я не подумала. Но сейчас важнее всего залечь на дно, а значит, остаётся только ждать.
Я найду тебя, Джей. Я должна хоть один-единственный раз увидеть тебя. Сказать, как я тебя люблю, объяснить, как всё произошло. Но самое главное — ради бога, пусть с тобой всё будет в порядке. Теперь понимаю, что не должна была идти на поводу у твоего отца. Это моя вина, я проявила слабость. Из-за меня ты очутился на войне. Не уверена, смогу ли что-то изменить. Но, по крайней мере, попрошу прощения. Это я сделать могу… Хоть что-то…
Просыпаюсь от звука шагов на лестнице, мгновенно вскакиваю с кровати и несусь через комнату, будто вовсе не спала. Выхватываю короткие клинки и прижимаюсь к стене слева от двери, в полной боевой готовности. Два человека, один весит меньше, чем другой. Мужчина и женщина.
Поднимаются медленно и осторожно, под ногами поскрипывают доски. То ли хотят подкрасться неслышно, но это у них не получается, то ли уже сообразили, что я их поджидаю. В обоих случаях подозрительно. Наверняка наёмные убийцы.
Всё ближе и ближе. Почти поднялись. Изготавливаюсь, нацеливаю клинок так, чтобы воткнуть в шею первому, кто войдёт. Ещё ближе.
Ледо, как ты меня нашёл?
— Орна?
Облегчённо выдыхаю. В дверь заходит Керен и окидывает взглядом пустую комнату. В темноте не сразу замечает, что я стою в шаге от него. Оборачивается и вздрагивает.
— Чёрт! Орна, с ума сошла? Ты зачем там стоишь?
Убираю клинки в ножны и выхожу на середину комнаты.
— Извини, приняла тебя… за другого.
Потом замечаю выглядывающее из-за двери испуганное лицо, и облегчение сменяется изумлением. Красивая темноволосая девушка с умным лицом. Возлюбленная моего сына.
— Рейта!
— Оказалось, она в Вейе, — поясняет Керен. — Приехала на конференцию вместе с наставником. Её мой человек в Холодных ключах разыскал. Только узнала, что ты вернулась, сразу потребовала, чтобы я её к тебе отвёл. Всегда бы такие лёгкие задания!
— Всё нормально, Рейта, — успокаиваю девушку я. Нелюбезный приём порядком её напугал. — Рада тебя видеть.
Рейта вбегает в комнату и крепко обнимает меня. Да уж, не ожидала. И тут замечаю, что объятия какие-то отчаянные. Внутри всё холодеет. Что-то здесь не то.
Нет, даже думать об этом не могу.
Рейта отстраняется и протягивает мне письмо. Не личное, официальное. Бумага высшего качества, сломанная печать Эскаранской армии, почтовая марка, и дата — с тех пор оборотов тридцать прошло. Смотрю не на письмо, а на Рейту. Её нижняя губа дрожит, в глазах стоят слёзы.
Нет. Только не это.
Рука сама собой приходит в движение. Трясущимися пальцами беру письмо. Сама не знаю, что хочу с ним сделать, прочитать или порвать. Хотя какая разница? Кисть словно парализует. Бумага выскальзывает из пальцев и планирует на пол. Керен уже догадался, что произошло нечто ужасное, но что именно, не знает. Видимо, Рейта ничего ему не сказала. Понятия не имел, какую весть мне несёт.
— Джей узнал, что случилось в Короке, — произносит Рейта срывающимся голосом. — Думал, вас убили.
Не в силах продолжать, Рейта умолкает. Её душат слёзы.
— Как? — едва выдавила я.
— Отравился, — отвечает Рейта. — Принял яд.
На заплаканном лице ошеломлённое выражение. До сих пор не может поверить и осознать.
— Ему сказали, вы погибли, — повторяет Рейта.
Неожиданно у меня подкашиваются ноги. Я даже стоять не в силах. Керен ловит меня на лету. В глазах темнеет. Не могу дышать.
Джей совершил самоубийство, когда я была в тюрьме. Всё, что сделала, — всё было зря, я с самого начала опоздала. Джей покончил с собой. Из-за предателя, который передал сведения врагу.
Из-за Ледо.
Вдруг понимаю, что кричу, но из-за шума в ушах не слышу собственного голоса. Не могу удержать боль внутри, иначе она разорвёт меня на части. Керен с Рейтой хлопочут вокруг, пытаются утешить и успокоить меня, но я их даже не замечаю. Кричу и кричу. Вскоре теряю сознание, но всё же недостаточно быстро.
Мой сын мёртв.
Мой сын мёртв.
Мой сын…
Мама и папа снова целуются у печки. Это у них игра такая — папа подкрадывается к маме сзади, когда она готовит, хватает её за талию и покусывает шею, рыча, будто он чудовище. Мама весело смеётся и делает вид, что хочет вырваться.
Мы с Чадой переглядываемся через стол и морщим носы. По нашему мнению, это смешно и глупо. Папа часто изображал чудовище. Он был здоровенный, волосатый и мне, пятилетней девочке, казался великаном. Тёмные волосы, тёмная борода, тёмные глаза, тёмная кожа. Мама, наоборот, маленькая, худенькая, белокожая, с волнистыми русыми волосами. Мамин голос ассоциировался у меня со звоном колокольчиков и журчанием ручейка, а папин — с гулом во время землетрясения.
Ознакомительная версия.
