– Как ты меня назвал? – удивился он.
Плот дернулся и поплыл, когда Хохолок оттолкнулся шестом от берега. Страх подгонял наемника – шест вонзался в грязь, ударял по дну, толкая нас вперед, вылетал из грязи и опять нырял в нее.
– Никита… – повторил напарник раздумчиво, выпрямляясь. – Ё-моё – а ведь таки Никита! Так меня зовут! Но больше пока ничего не помню.
Я сел. Болотник лежал на спине, повернув голову, глядел на меня с напарником. Дальше Катя присела на корточки, глядя в сторону берега. Она повернулась и спросила у меня:
– Ты сказал «она». Так кто гнался за нами?
– Самка контролера, – сказал я. Все уставились на меня.
– Уверен? – спросил Никита.
– Да. Никогда раньше их не видел, но… Это она.
– Ты убил ее?
– Не знаю. В любом случае надолго остановил. – Я посмотрел на Катю Орлову. – Сейчас доберемся до какого-нибудь острова в Грязевом озере, и тогда ты все расскажешь.
Хохолок наполовину вытащил плот на берег большого пологого острова, поросшего чахлой травой. В центре росло одинокое деревце – уродливый мутант с закрученной спиралью кроной и зеленоватой корой. Под деревом, наполовину вдавленный в мягкую землю, лежал скелет крюкозуба. Все выбрались на сушу, Хохолок принес ящик с сухарями и принялся громко хрустеть.
Мы с Никитой сняли брезентовый навес, расстелили на берегу, Болотник улегся на спину и прикрыл глаза. Угольки и толченый наст, смешанный с глиной, сделали свое дело – он уже не умирал, хотя получил рану, вряд ли совместимую с жизнью.
– Затянется не скоро, – сказал он в ответ на мой вопрос. – Если не найти еще угольков, быстро загноится. Но с угольками выживу.
– Найдем, найдем угольки! – заверил его напарник. – Вон я отсюда поганку вижу…
Мы осмотрелись. Утренний туман исчез, видно было далеко, позади я даже разглядел изогнутый берег залива, полускрытый серой дымкой. Поля грязи лежали вокруг – лабиринт пологих островков, кочек, маслянисто-черных грязевых речек и озер. Грязь жирно поблескивала в тусклом осеннем свете.
В паре десятков метров от нас по заливу грязи ползла небольшая поганка, белесый дымный конус лениво вращался, иногда из него искрой вылетал уголек, с шипением падал в топь. За поганкой на изогнутом длинном острове я заметил странную постройку. Она напоминала пень высотой в полтора человеческих роста. Кто-то выдолбил его изнутри и проделал в коре круглые окошки, а в основании – кривую дверь, завешенную тряпкой. Болотный дом обгорел, крыша провалилась, вряд ли там остались жильцы. Узловатые корни местами торчали из земли, некоторые уходили в грязь, и между ними лежала маленькая плоскодонка, в которой я бы мог поместиться только с поджатыми ногами.
– Это кто ж там мог жить? – тихо спросил Никита, но ему никто не ответил.
Катя встала возле дерева, взявшись за него, уставилась в глубь Грязевого озера. В ту сторону лабиринт длился, казалось, до бесконечности.
– Мы уже в Могильнике, – сказал Болотник. – Южный берег озера – его граница.
Катя шагнула к нам. Мы с напарником молча смотрели на нее, и она сказала:
– Тебя зовут Андрей, тебя – Никита. У одного прозвище Химик, у другого Пригоршня.
Я вздрогнул, услышав это. Химик, Химик – ну конечно! Я – Химик, так меня называют, и я…
Нет, остального было пока не вспомнить, хотя я решил, что теперь сделать это станет легче.
– Вы сталкеры, напарники, – продолжала рыжая. – Бродите по Зоне уже давно. Раньше у вас был бронированный вездеход, но в том городе я вас встретила без него.
– В каком городе? – спросил Никита. Он негромко хлопал себя по лбу, будто хотел вбить информацию поглубже.
– Не знаю. Городок за ЧАЭС, наверняка бывший «ящик». Там на краю база, где обосновались лешие. Та, где вы очнулись связанные…
– И как мы там оказались? – спросил я. – Связанные?
– Вы попали под выброс. Мы были в здании городского вокзала, я пыталась уговорить вас, чтоб вы помогли мне дойти до отряда, – она кивнула на Хохолка с Болотником, – вы не соглашались, вернее, требовали пояснений, тут на нас напали снорки, я успела спрятаться в подвале и запереться, вы – нет.
– Мы не успели, потому что ты заперла люк? Она развела руками.
– Меня преследовал снорк, а они ведь не самые глупые мутанты.
– Хочешь сказать, если бы не заперлась, снорк открыл бы люк и спустился за тобой?
– Да. Это так! – повысила она голос, увидев наши недоверчивые лица. – Я заперлась не для того, чтобы оставить вас под выбросом. Если не веришь, подумай – какой мне в этом был смысл? Не могла же я предугадать, что выброс сделает с вами. Вы могли потерять память, а могли и погибнуть… Ведь я не могла спланировать это. Как я устала врать! – вдруг сказала она, садясь на краю брезента. Катя вырвала из рук Хохолка флягу, сделал несколько глотков, склонила голову и замерла, уставившись на свои колени.
– Хохолок, хватить жрать, – сказал я наемнику.
– Чеши грудь… – неразборчиво пробубнил он в ответ, хрустя сухарями, и тогда Пригоршня забрал у него бочонок.
– Ты здесь не один, маленький! – прикрикнул он. – А когда жратву еще сможем раздобыть, неизвестно.
– Та ладно… – протянул Хохолок и улегся на спину, подложив руки под голову. – Постреляем кого, зверей каких болотных, мясца нажарим… проживем, короче.
– Назад нам нельзя возвращаться, – сказал я. – Не уверен, что убил самку контролера. Если она жива, то оклемается и опять за нами потащится.
– Ага, вот и последний вопрос. – Пригоршня повернулся к Кате. – Почему самка эта за вами тащилась через всю Зону? И вообще…
– Тебе пора все рассказать, – сказал Болотник.
Катя кивнула. Еще некоторое время она сидела, молча потупившись, потом заговорила:
– Глеб и Опанас – напарники, как и вы двое. Глеб – мой брат, Опанас… ну, жених, можно сказать. Мы и вправду собирались пожениться этим летом, уже два года вместе. Они устроили большую экспедицию в Зону, дошли до Северного Могильника. Но не тем путем, каким идем мы, западнее. Как-то смогли обойти Грязевое озеро, по самому берегу двигались. Собрали много артефактов, уже пора было возвращаться. И вдруг наткнулись на странную аномалию. Водяную.
– Водяную? – Болотник приподнял голову.
– Они мне потом рассказывали: она находилась посреди озерца. Не грязевого, обычного. По описанию напоминает ту, возле которой у нас перестало действовать оружие. Мы наткнулись на такую еще на болотах возле Кордона, – пояснила Катя нам с Пригоршней. – А та, в озере, была как слизистый цветок, растущий из дна. Вокруг него расходилось излучение, очень странное. Они мне говорили, было такое чувство, будто все теряет смысл, понимаете? Вроде… ну, вроде из мира исчезает взаимосвязь всех явлений, событий, предметов. Глеб рассказывал: когда они приблизились к той аномалии, им казалось, что структура мира исчезает, растворяется, и он превращается во что-то такое аморфное. Но не с виду, а на уровне сема… самен…
