— Правильно оставил, — согласился епископ. — Видимо это единственный лекарь был знающий, раз до него ни один не смог отличить след от удара дубинкой от следа молнии. Развелось шарлатанов…
— Да — знал он лекарское дело. Вот только не дубинкой мальчика ударили, а гирькой свинцовой на ремне. Кожей ее обшили в несколько слоев, чтобы кожу не рассекло. Это потом уже выяснилось, когда начал барон дознание производить. Гадюка его злой была, но глупой — не сумела все следы скрыть. Начали люди вспоминать, что да как тогда происходило, и по всему вышло, что при мальчике лишь она оставалась, и слуга ее — остальные оленем увлеклись. Всех тогда возле зверя видели, кроме них. Жену барон поначалу трогать не стал, а вот слугу чего жалеть — сволокли его в подвал пыточный. Там он недолго запирался — все-все рассказал. Ну тогда барон и жену следом отправил. Заковали ее в колодки, по соседству с тем, что от ее слуги осталось. Она, как увидела это, так сразу умолять начала о пощаде — понимала, что отпираться бессмысленно. Не помогли ей мольбы — так и сгнила там, со слугой своим. Если вы подвал не очистили, то найдете их тела в камере — мы их хоронить не стали. Не заслужили они человеческое погребение…
— Мы их сожгли — воняли очень, — пояснил Арисат. — Не знали же… Эх — надо было воронам отдать!..
— Они и при жизни вонючие были, — мстительно произнесла Альра. — В колодках призналась она, что мужу изменила со слугой своим, чтобы тот согласился на детоубийство пойти. Она там много чего наговорила, и словами сумела жизнь свою змеиную продлить. Сказала, что знает способ ребенка спасти. Старый способ — еще языческих времен. Времен самых первых людей — до Исхода которые здесь жили. Мало кто о нем знает, потому что инквизиторы таких знающих на кострах жечь любят. Но она знала — бабка знание древнее ей передала. Потому что бабка ее была самой настоящей ведьмой, а через нее и внучка ведьмой стала.
Слушатели, зароптав, начали креститься — поминать нечисть, пусть даже столь слабую, в темную пору не любили. Лишь межгорцы пренебрегли церковным ритуалом — они здесь столько навидались, что по таким пустякам уже не пугались. Я, разумеется, тоже не шевельнулся. Во-первых, атеист; во-вторых, не понимаю чего бояться — не наблюдаю даже признаков угрозы, если не считать зловещего тона, на который перешла Альра. Но местным, не тренированным на фильмах ужасов, и такой мелочи достаточно.
Девушка все тем же мрачным голосом продолжала:
— Ведьма сказала, что нужно провести ритуал. Древний ритуал, рожденный во времена, когда люди поклонялись темным богам, ветру, воде, идолам поганым, рунам тайным. Язычники, с которыми дрались наши предки после исхода — они знали то, что знать нельзя никому. Ведь всякий понимает, чем грозят их ритуалы, но только барон ни о чем уже не думал, кроме как о спасении ребенка. Мальчик был совсем плох: лицо заострилось, на череп стало походить; иссох весь; дышал все слабее и слабее. Его согревали две толстухи молодые, а жизнь в нем поддерживали бульоном куриным и вдували в рот муку с пудрой из виноградного сахара. Но ничем все это не помогало — жизнь из наследника вытекала капля за каплей. Я не знаю, что именно делали при том нечистом ритуале. Говорят, барон своими руками вырвал сердце из некрещеного младенца на проклятом алтаре. Может и так. Я не знаю. Не верю, что барон на такое способен был, но темный алтарь здесь и вправду есть. Эти холмы, что с севера окружают озеро, и эта долина — они древние очень: когда-то давно здесь жили язычники. Наши предки сумели их победить после долгой войны. Забрали себе эту хорошую землю, разрушили темный храм, но не смогли разрушить капище. Говорят, оно появилось еще до язычников — когда бог создавая мир, отвлекался, демоны добавляли разную мерзость, от себя уже. Людям такое не построить: уж очень там все огромное. Странное и страшное место: в грозу туда молнии все время бьют; а иногда, там появляются непонятные вещи и даже неведомые звери. На холме оно: круги из огромных камней, которые и сотней лошадей не вывернуть из земли. И алтари там есть: в центре большой, по окружностям маленькие. Бароны много раз пытались разрушить капище, но сил хватило лишь на несколько не самых огромных глыб — так и лежат они с тех пор на склоне. Но сила проклятого места от этого не уменьшилась — ее хватило для ритуала. И сын барона не умер.
— Он стал перерожденным? — заворожено произнес Тук.
— Да, — коротко ответила Альра. — Узнай об этом люди — убили бы сразу, не посмотрев, что это наследник барона… Но… Барон смог это скрыть: тайну знал лишь он и лекарь. Ну и жена его знала, вот только в подвале умирала она, в колодках — ей спину изорвали кнутом, и не давали воды. Барон умом тронулся, и ни с кем не разговаривал тогда, а лекаря из покоев мальчика не выпускали, и никому кроме него хода туда не было. Да и выходил он лишь под присмотром барона — тот следил, чтобы он ничего не разболтал. Мы считали, что мальчик по-прежнему сильно болен, и вот-вот умрет. Жалели барона, думали, что он обезумел от горя. А он и впрямь обезумел: глаза воспалились, покраснели, постарел сразу, ни с кем не хотел разговаривать и следы от слез вечно на щеках. Я думаю, он понимал, что произошло с сыном, и в нем, несмотря на безумие, боролись чувства отца, и чувства истинно верующего человека — хозяина своей земли. Он был хороший человек. Я думаю, вера в нем бы победила, дай ей время. Но времени не осталось. Хотя для перерожденных ранения головы опасны, но не для этого — наследник был необычным перерожденным. Очень сильным. Он быстро поднялся на ноги. Я не знаю, что происходило тогда в его покоях. Никто не знает. Знаю лишь, что в тот вечер, когда началось самое страшное, меня спасли Шобо и Ниф. В Межгорье любят держать при замках камнелюдов — у вас их называют горцами. Это не так: горцы обычные люди, а это не люди и не звери — камнелюды. Говорят, они здесь еще с тех времен, когда даже язычников не было. Их трудно приручить, но Шобо и Ниф попали к людям детенышами — барон купил их у предгорцев. Они любят детей — по-своему, но любят. Со мной и Альриком часто игрались, когда мы маленькими были. Их не надо бояться — они хоть и сильные, но добродушные и ленивые. А если зло и делают, то от послушания — приказание выполняя. Они очень послушны, если прирученные. Хотя иногда в спячку впадают, тогда уж приказывать бессмысленно. В Мальроке их держали вместо охранных псов — это очень престижно. Я никогда не слышала, как воют камнелюды, но в тот вечер услышала. Ниф и Шобо забились в угол и выли, глядя на донжон. Двери донжона были закрыты, и возле них не было охраны. И еще из него доносился непонятный шум. Я начала искать отца, чтобы рассказать о странном поведении камнелюдов. Но он нашел меня сам. Он был очень взволнован, и с ним были несколько воинов из дружины — в доспехах и с оружием. Он приказал мне уходить в деревню — там нам барон пожаловал два дома с арендаторами. С ним еще было несколько служанок и детей — он велел их забрать с собой. Еще сказал, чтобы я передала священнику, что он срочно нужен в замке. Велел передать ему дословно: «Плохо, что вас не позвали сразу». Я спросила: «Что происходит?», но он ничего не ответил. Сказал что-то про то, что надо тут кое-что срочно сделать. Ничего из его слов я не поняла — так и ушла. Больше я никогда не видела своего отца. Но его не видели и среди перерожденных. Я думаю, что он погиб, сражаясь с ними. Там, в донжоне, их, наверное, уже несколько появилось — зараза начала расползаться. Мертвым его тоже не видела… Говорят, трупы, которые были ни на что не годные, темные бросили в реку — их унесло в озеро.
