Сиврим не стал его слушать — встал у стены и пригнулся:
— Лезьте.
Он боялся, что Хродас начнёт возражать, но тот молча отшвырнул меч, снял шлем… взобрался Сивриму на спину, со второго раза вдел ногу в петлю.
— Тяни! Тяни!
Его потянули, он вертелся вокруг оси, то и дело ударялся плечами о стену, но рук не разжимал.
Сиврим подпрыгнул и, подтянувшись, тоже встал в петлю — и его тоже потащили, медленно, с паузами.
Поднимаясь, он видел Горелый Шандал — южную его часть, лежавшую в руинах и сочившуюся дымами. Первые жуки уже карабкались вверх по Кости, другие только подбегали к башне.
— Мальчишки! — крикнул Сиврим. — Что с ними?!..
Потом верёвка ещё раз провернулась и он увидел над собой мост. Мост ходил ходуном, кто-то мчался по нему к Дозорной, снизу было не разглядеть… Стукнули по камню каблуки, ещё одни — и почти сразу же мост, всколыхнувшись, вдруг полетел вниз — там, на Полой Кости, кто-то перерубил канаты.
— Берегись!
Сиврим промолчал, только мёртвой хваткой вцепился в верёвку. Мост скрежетнул совсем рядом, щёку обожгло там, где в неё вонзились щепки; Сиврима снова развернуло, ударило плечом о камень, а потом чьи-то руки ухватили его под мышки, вздёрнули вверх, проволокли через парапет.
— Живы? — свирепо сипел Хродас. — Это кто ж вас так научил сквернословить?!
Сиврим не слушал ни его, ни что-то лепечущих мальчишек. Он поднялся и встал у парапета, узким кольцом охватывавшего Дозорную. Отсюда в непогоду Железнопалый следил за сетями, а сейчас здесь собрались остатки отряда, с которым Сиврим поднялся на Полую Кость. Сюда же перебежали по мосту Конопушка и Ярри — и теперь Хродас отчитывал их, багровея лицом.
Но Сиврим на всё это внимания не обращал. Он стоял, опершись обеими руками о зубец, мельком отмечая, что бедро ноет всё сильнее, а сам смотрел вниз, во внутренний двор Шандала.
Там, внизу, последние защитники крепости атаковали бэр-маркадов.
Это было всё равно что бросить щепоть соли в горную речку. Без песни, молча, деловито, они ввязались в безнадёжный и бессмысленный бой.
Сиврим до хруста сжал кулаки. Он смотрел, как идут умирать Рултарик Бородач, Эттил Хакилс, Акки Зубодёр, Ткач, Тоханмир Щетина, Гнулдгретур-Никогда, Акиварт Клепала, Вансолк Черноухий, Форэйт Жадюга, Гумеллворт Младший, Варипдейм-С-Перевала, Бйолал Рубленая Шея, Уситтейм Хлебный Ус, Бйотти Краснобай, Гуйолданс Безродный…
«Гвардеец» на зубце пронзительно пискнул.
Часть бэр-маркадов развернулась и накинулась на андэлни.
Сиврим смотрел, как в последней безумной атаке врубается в ряды «скоморохов» Грэгрик Бедовый, как он ухитряется в три скупых удара уложить трёх жуков — и потом, наколотый на шип, успевает ещё вонзить клинок своему убийце прямо в брюхо. Смотрел, как Акки Зубодёр спиной к спине с Бйолалом Рубленой Шеей отбивается от наседающих жуков — а другие твари тем временем уже поднимаются по башне наверх… туда, где пылает в ночи белоснежное пламя и стоит, скрестив руки на груди, хромой алаксар.
Сколько времени прошло с тех пор, как Сиврим кричал ему: «Поджигай»? И если до сих пор ничего не случилось — то случится ли? Может, Хромой попросту переоценил свои силы? Грэлту повезло, алаксару — нет.
Кто-то вдруг ухватил Сиврима за плечо и грубо развернул.
— Что?..
— Внутрь! — Хродас стоял прямо перед ним, как тогда на плацу, смотрел свирепо, одной ладонью рассеянно растирал себе грудь. — Всех — внутрь!..
— Так двери ж заперты, — негромко произнёс Баривулв Запивала. — Через бойницы не влезть даже мальчишкам. А до тех, кто сейчас наверху, не докричишься.
— Если, — добавил Рабивулв Запевала, — там вообще живые остались. Тосгрик был плох, да и Гурд не лучше. Смотрите, с края свисает сеть. Почему не сбросили, а?
— Не важно! — Сиврим чувствовал, что и сам при взгляде на Хродаса начинает задыхаться. — Нам нужно… нужно…
И тогда Железнопалый снова ухватил его за плечо и развернул — теперь к Полой Кости.
На её стены уже вскарабкались «скоморохи» — чуть светящиеся силуэты на фоне тёмной громады; самые проворные были на уровне парапета. Но все они сейчас замерли и поводили головами из стороны в сторону: видимо, поняли, что мальчиков на Кости нет, и соображали, как быть.
«Гвардеец», впрочем, заметил это раньше. Перебирая лапами, он приподнялся и смотрел прямо на Сиврима, просто ему в глаза. Мгновение — и вспыхнув пурпурным сиянием, защёлкал, заскрежетал.
Сиврим знал, что будет дальше… точнее, думал, что знает.
Большая часть «скоморохов» действительно развернулась и устремилась к Дозорной.
Были, однако, и другие. Те, кто уже добрался до парапета, продолжили лезть наверх. С десяток отправились к остальным башням — видимо, чтобы уничтожить раненых на крышах. И только шесть жуков по-прежнему сражались с андэлни Рултарика и Хакилса — впрочем, и этих шести должно было хватить.
— Предупредить… — прохрипел Железнопалый. Откашлялся и уже более внятно объяснил: — Кто-то должен выжить и предупредить андэлни во Вратах. Я ещё не знаю, как именно, однако ж… сами видите, алаксар… не справился.
Сиврим переглянулся с остальными.
— Ну… в общем, — протянул Кнувтоурк, — если лечь и сделать вид, что мы уже мёртвые…
— «Солдат», может, обманешь — а «гвардейца»?
— Взломать дверь в башню! Вряд ли её забаррикадировали так уж силь…
— Ложитесь! — вдруг крикнул Хродас. Он смотрел мимо них, и глаза его стали вдруг как две чёрные дыры. — Ложитесь…
Сиврим успел только — в который раз за эту долгую ночь! — обернуться.
На верхушке Кости колыхался огненно-белый цветок. Кто-то зажёг на одном из рожков Горелого Шандала последнюю свечу — и сейчас эта свеча пылала, словно долгожданный светильник во тьме. Сивриму показалось, что он видит знакомый силуэт на фоне огня, хромой силуэт, спускавшийся в пролом, вниз, в самый огонь, к мудрости своего народа, который оказался недостоин её, спускавшийся, потому что…
Сиврим догадался — но и только.
Свеча превратилась в факел, цветок распустился.
Седой огонь выплеснулся наружу и охватил башню всю целиком — сразу, в мгновение ока! Свет, вызванный Грэлтом, был крошечной искрой по сравнению с этим светом, но — сродни ему, и Сиврим вдруг почувствовал в груди что-то… какую-то силу, которая откликнулась на этот свет, забилась птицей в клетке…
Его отбросило назад, ударило затылком о каменную кладку, он ослеп. Он видел только свет, живой свет.
Он плакал — от счастья или от тоски, или от счастья и тоски одновременно.
Когда снова смог видеть, вся Полая Кость была охвачена золотистым сиянием, вырвана им из этого мира, вырезана из него. Глазам было больно, Сиврим как будто заново учился смотреть. Он поморгал, невольно кривя губы, и вдруг понял, что это восходящее солнце так раскрасило Кость… Всего лишь солнце.
