Я ужаснулся: в самой гуще Маххаим (как я его разглядел — непонятно), у подножия черного идола, там, где раньше — у ног гиганта — покоилась меньшая статуя, лежал человек. Лежал в характерной позе совершившего Исход: свернувшись, как эмбрион в материнском животе, прижав лицо к коленям. Я видел только гладкий безволосый (?) затылок…
У меня не было времени удивляться. Я рванулся вперед (Мишка опять опередил меня, расчистив проход) и встал над лежащим, повернувшись лицом к оборотням. Мишка и Лакомка прикрыли меня с обеих сторон.
И в этот момент наш порыв иссяк. Будто кто-то разом выпил всю нашу восторженную ярость.
Мы все еще были готовы драться, но мы — проиграли.
Единство тут же распалось, твари опомнились. Сотни оборотней — против нас троих.
И не только оборотней.
Маххаим дружно зарычали и подались в стороны.
Ящеры. Огромные хищники, каждый — вдвое больше Мишки. Вернее, каждая. Это были самки.
И я, Мастер Исхода, не мог ни остановить их, ни напугать. Маххаим внушили хищницам, что мы хотим уничтожить их кладки. Яркая картина Мишки и Лакомки, пожирающих яйца, возникла перед моими глазами, едва я попытался коснуться примитивных умишек рептилий.
Хищницы вытянули шеи и дружно зашипели. Нас разделяло шагов тридцать. Один прыжок…
Ящеры не нападали. Им очень хотелось разорвать нас в клочки, но невидимый поводок воли Маххаим удерживал их.
Почему? Оборотни хотят взять нас живьем?
Что ж, пусть попробуют!
Лакомка и Мишка дружно зарычали, я поднял шашку…
Огромные головы на длинных вытянутых вперед шеях вдруг подались назад…
Выпуклые глаза уставились на что-то за моей спиной…
За моей спиной возвышался трехглазый идол и лежал мой беспомощный брат…
Я не видел, что там происходит, лишь почувствовал движение воздуха…
В следующее мгновение ментальные поводки, удерживающие динозавров, исчезли. Но стоптать нас они не успели.
Это было — как выдох. Словно здоровенная статуя за нашей спиной внезапно ожила и выдохнула из мертвой груди леденящий, лишающий разума ужас.
Секунда — и ящеров больше нет. Я слышал удаляющийся топот и вой изувеченных Маххаим, которых стоптали удирающие хищницы.
Но я не мог порадоваться спасению.
Ужас, осязаемый, плотный, втянул меня в себя, как болотная топь. Одно мгновение — и я, потный и слабый, еле стою на дрожащих ногах. Трясущаяся Лакомка жмется ко мне. Мишка пыхтит и пускает слюни…
Страх сковал меня, но не лишил разума. Я понял свою ошибку. Даже не оборачиваясь, я уже знал, что за моей спиной — не мой брат по Дару.
Еще миг — и я увидел его. Воплотившееся исчадие Тьмы.
Гладкое, абсолютно нечеловеческое лицо с челюстями, выдвинутыми вперед. Как у Маххаим.
Но на Маххаим он похож не больше, чем я. Туго обтянутый кожей череп, костный бугор, поднимающийся к середине лба и образующий глубокую впадину, в которой мерцает темный огонь…
Не понимаю, как это произошло.
Только что я стоял рядом с идолом — и вот я уже у самой стены. Маленькие железные чешуйки сыплются на меня сверху, на каменном полу, у моей ноги, сидит Говорков. Взгляд его бессмыслен, изо рта текут слюни. Лакомка шипит и пытается спрятаться за меня, Мишка лежит на брюхе и глухо рычит…
А Маххаим… Проклятие! Перекинувшиеся в звериную ипостась твари окружили визжащих от ужаса женщин. Сейчас набросятся…
Я понимаю это, но — разумом. Все мои чувства сосредоточены на воплотившемся демоне. Мы с ним — настолько чужды, что я готов завыть от ужаса, как испуганные до безумия женщины…
И тут Мишка поднимается на ноги. Он великий воин, мой серый друг. Пусть у него нет души, но дух его — несгибаем. Ему так же страшно, как мне, но он все равно встает. Встает, чтобы защитить меня. Встает и идет навстречу врагу. Мишку пошатывает, будто от ураганного ветра, но он — идет.
Трехглазый демон глядит на него. Он намного меньше моего медведя, но его сила — не в размерах. Демон удивлен. Я чувствую его удивление…
Мишка оглядывается через плечо. На меня. Он просто хочет убедиться, что я — жив.
…И демон тоже оглядывается. Кошмарное зрелище: гладкая голова поворачивается на сто восемьдесят градусов, как у филина… Демон смотрит на чудовище с ожерельем из черепов…
Потом — снова на Мишку…
…И я вдруг понимаю, что он — вовсе не моя противоположность, не Одаренное Тьмой исчадие ада, а всего лишь перепуганный пес, потерявший связь с хозяином. Таким стал бы мой Мишка, если бы ушел в Исход без него…
Пес, который жалобно воет от нестерпимого одиночества. Только необходимость заботиться о заблудившихся овцах не дает ему уйти в Небытие…
Еще я понимаю, что я — такой же несчастный пес, потерявшийся в искаженном мире, потерявший связь с Высшим…
И отсюда, с этой планеты, с Границы, одинаково далеко и до моей Земли, и до чуждого людям мира трехглазого демона.
«Я никогда не вернусь домой!»
Волна дикого, всесокрушающего ужаса…
Я чувствую, как чужие пальцы впиваются мне в руку. Говорков!
Никогда!
Всё что осталось от мира трехглазого «пса» — это разрозненные клочки Тьмы, поселившиеся в Маххаим.
Всё что осталось от моего светлого мира — несколько сотен охваченных паникой, безумных женщин, цепляющийся за меня Говорков и мои верные спутники: Лакомка, Мишка и вопящая от ужаса Марфа…
Я люблю их всех, потому что они — всё, что у меня осталось.
Но у трехглазого «пса» нет даже этого. Он заблудился. Потерялся. Хозяин оставил его, потому что Тьме плевать на чувства своих порождений…
Но чувства эти настолько сильны, что безмолвный безумный вопль вновь вышибает меня из реальности.
Где-то невероятно далеко, в другой Вечности и в другой Вселенной, живет взрослая умная женщина. А в этой женщине живет (и никогда не умрет) наивная девочка, которую я когда-то любил. И которая любила меня. И всегда будет любить…
Это — чудо, но и это чудо не спасет меня.
Однако взрослая умная женщина — Искатель.
А для настоящего Искателя не существует ни времен, ни расстояний. Они могут дотянуться до любой Земли, до любого из Одаренных… Лишь бы те сумели откликнуться.
Нестерпимая мука трехглазого «пса» вышибла меня из этого мира. И всё что мне осталось — «собрать» другой…
Но для этого недостаточно личной Силы. Нужен Дар. А если Дара нет, то можно попросить… Главное — искренне. Всем существом… Не для себя. Для других…
…Темнота вывернулась наизнанку и раскрылась, как цветок. Я прозрел.
Это было — как звезды из колодца. На самом дне была такая темь, что золотистые нити Мироздания открылись мне.
