— ...Их невозможно было предсказать. Солнечные вспышки — явление обычное, но эти... Такого ещё никогда не случалось — массивные выбросы, невероятной высоты и силы протуберанцы. Когда их заметили, было уже поздно — они в считанные минуты всей своей мощью обрушились на Землю. Все наши спутники сгорели, тысячи людей умерли на месте, ещё миллионы — в последующие дни. Огромные территории превратились в пустыню. А потом пришла болезнь.
Она перевела дыхание.
— Поскольку экосистема разрушилась, болезнь стало невозможно держать под контролем или локализовать очаг в Южной Америке: джунгли исчезли, но насекомые остались. Люди теперь так и называют эту заразу — Вспышка. Она ужасна, просто ужасна. Самых богатых подлечивают, но выздороветь полностью не может никто. Ну, разве что слухи, приходящие из Анд, имеют хоть долю правды...
Томас чуть не нарушил собственный запрет — столько у него было вопросов. В душе нарастал страх. А женщина продолжала:
— Что касается вас, то все вы — только несколько из миллионов сирот. Они тестировали тысячи и выбрали вас. Последнее, самое страшное испытание. Всё, через что вам пришлось пройти, было тщательно продумано и взвешено. Ваши реакции, мозговые волны, даже мысли в экстремальной ситуации — всё было подвергнуто детальному исследованию в попытках найти людей, способных спасти нас и победить Вспышку.
Она снова замолкла, заправила мокрый локон за ухо.
— Большинство физических проявлений обусловлены чем-то другим. Сначала затуманивается сознание, потом животные инстинкты берут верх над человеческими. В конце концов болезнь разрушает в них всё человеческое. Она гнездится в мозгу. Вспышка живёт в их мозгу! Ужасно, ужасно... Лучше смерть, чем Вспышка.
Взгляд женщины стал более осмысленным и сфокусировался на Томасе, перешёл на Терезу и вновь вернулся к Томасу.
— Мы не можем позволить им делать подобное с детьми. Мы поклялись своими жизнями найти ПОРОК. Мы не желаем терять нашу человеческую сущность, каков бы ни был конечный результат.
Она сложила руки на коленях и опустила глаза.
— Вы всё узнаете в своё время. Мы живём далеко на севере, Анды от нас — в тысячах миль. Они называют эту местность Топка, оно расположено где-то посередине, на экваторе. Там теперь только гарь и пыль, да сожранные Вспышкой дикари, которым уже ничем не помочь. Мы попытаемся пересечь эти территории и найти лекарство. Но до этого остановим эксперименты ПОРОКа. — Она внимательно посмотрела на Томаса с Терезой. — Надеемся, вы присоединитесь к нам.
И отвернулась, уставившись в окно.
Томас взглянул на Терезу, вопросительно подняв брови. Та только покачала головой, потом положила её на плечо своего спутника и закрыла глаза.
«Я слишком устала, чтобы думать об этом сейчас, — сказала она. — Мы в безопасности, так давай отдохнём».
«Может, и в безопасности... — ответил он. — А может и...»
Он услышал посапывание — она спала. Он же даже и подумать не мог о сне: внутри кипели такие противоречивые эмоции, что он был не в силах определить, что же, собственно, чувствует. Однако это состояние — лучше, чем та душевная пустота, в которой он пребывал раньше. Он сидел, смотрел в заплаканное дождём окно, в голове крутились слова «Вспышка», «зараза», «эксперимент», «Топка», «ПОРОК»... Оставалось только уповать на то, что впредь дела пойдут лучше, чем в Лабиринте.
Он трясся в мчащемся автобусе, чувствуя, как Терезина голова подпрыгивает на его плече, когда они попадают колёсами в особенно большую выбоину; ощущал, как она опять пристраивается поудобнее и снова засыпает; слышал тихое журчание разговоров других приютелей, а мысли его снова и снова возвращались к одному и тому же.
К Чаку.
Ещё через два часа автобус остановился.
Они заехали на раскисшую стоянку, окружённую непримечательными постройками с рядами окон на фасадах. Женщина вместе с другими спасателями проводили девятнадцать парней и одну девушку в одну из построек. Они поднялись по ступенькам в обширную палату. Вдоль одной стены высился ряд двухъярусных коек, у противоположной стояли столы и шкафчики. Окна в обеих стенках были занавешены плотными шторами.
Томас невозмутимо оглядел помещение — его больше ничем нельзя было удивить.
Палата сверкала яркими цветами: стены жёлтые, одеяла на койках — красные, шторы — зелёные... После мутной серости Приюта они как будто перенеслись в ожившую радугу. Аккуратно застеленные кровати, чистенькие шкафы и прочее — всё это выглядело настолько обыденно и нормально, что создавало дискомфорт. Что-то уж чересчур хорошо. Как метко выразился Минхо: «Я сдох и попал на небо».
Томасу, однако, было не до веселья — ведь Чак так и не дожил до этого момента. И всё же... что-то здесь было не так.
Предводитель спасателей и шофёр по совместительству оставил приютелей на попечение небольшого штаба — десятка мужчин и женщин, одетых в наглаженные чёрные брюки и белые рубашки, с аккуратными причёсками и чистыми руками. На их лицах сияли улыбки...
Краски... кровати... улыбки... Томас ощутил неожиданный прилив счастья. Но, как ни странно, в самой сердцевине этого чудесного чувства чернел провал. Тяжкая скорбь, наверно, никогда не оставит его — скорбь о Чаке и его жестоком конце. О жертве, которую он принёс. И всё-таки, несмотря на всё случившееся, несмотря на жестокую правду о большом мире, рассказанную женщиной в автобусе, Томас почувствовал себя в безопасности — впервые с тех пор, как вышел из Ящика.
Распределились по койкам, получили свежую одежду и банные принадлежности и сели за обед. Пицца! Настоящая пицца! Лопай и облизывай пальцы! Томас наслаждался каждым куском — голод заглушил все остальные чувства; вокруг царила атмосфера лёгкости и довольства. И хотя большинство приютелей вели себя тихо, как бы боясь излишним шумом спугнуть своё непрочное счастье, недостатка в радостных улыбках не было. Томас настолько привык к грустным и безнадёжным лицам своих друзей, что видеть их улыбающимися казалось чем-то невероятным. В особенности, когда ему самому было не до радостей жизни.
Как только все поели, было приказано отправляться спать. Никто не возражал.
Во всяком случае, не Томас. Ему казалось — он может проспать целый месяц.
Томас делил койку с Минхо, который настоял на том, чтобы спать на верхнем ярусе. На соседней койке разместились Ньют и Котелок. Персонал выделил Терезе отдельную комнату, проводив её туда раньше, чем она успела попрощаться с друзьями. Томас затосковал уже через три секунды после её ухода.
