Второй — в щегольском костюме и уляпанных в земле ботинках. Похоже — это мозголом. Его осколками чуть поцепляло, пули из «ТТ» добили. И последний, вон он, отполз в сторонку. В спортивном костюме, правую ногу волочит. Глаза безумные, шипит про себя что-то. Но мне плевать. Я с тобой за парней посчитаться хочу. Потому что ярких вспышек ауры вокруг не вижу. Хотя — я почти ничего не вижу. Меня так колбасит, что просто чудо, что ноги переставлю. Исключительно на злобе и волевых. Ближе и ближе.
— Не подходи, кусо! Убью!
Это мы еще посмотрим, кто кого… В грудь слабо толкает ветром — да, перегорел абэноши. Боль от ранений, стресс, максимальный выброс энергии перед этим. А я — живой. Местами, но все равно. И я буквально падаю на противника, согнутой левой рукой попав по чужому горлу. Добавляю лбом в лицо, дезориентируя его и начинаю работать ножом. Не рассчитывая — куда, с какой силой. На остатках ненависти, просто чтобы уничтожить его, на куски порвать. Снова и снова… Пока не провалился в темное марево, пожравшее остатки сознания.
* * *
— Господин майор! Группа быстрого реагирования докладывает! Звуки перестрелки и разрывы гранат стихли! Передовой дозор обнаружил грузовик, который блокирует въезд в парк! Закрепились рядом с ним, ждут подкрепление!
— Что наблюдают?
— К сожалению, ничего не видно! Следов людей не обнаружено! Погода испортилась, освещение очень скудное. Просят усилить их для начала прочесывания территории!
— Пусть ждут, рота уже поднята в ружье, прибудет через десять минут!
— Хай, господин майор!
— Офицер Уэно слушает.
— Патрульная машина пять-четырнадцать. Прибыли к месту перестрелки, встали у западного входа. Поддерживаем связь с силами обороны базы Тачикава. Они выставляют оцепление с севера и юга. Готовятся приступить к прочесыванию.
— Вас понял. Еще две патрульные машины прибудут через пять минут, на них позиции к северу от вас. В парк не входить, вести наблюдение.
— Хай, Уэно-сама!
Вокруг черных зарослей постепенно размещались силы самообороны и полицейские Токио. Обеспечить редкое оцепление удалось лишь через полчаса. Еще через двадцать минут первые ряды солдат с яркими фонарями в руках осторожно двинулись в парк.
* * *
Риота Кикути задумчиво посмотрел на коробочку, лежавшую на столе. У каждого командира боевой тройки был датчик, сопряженный с телефоном. Выходишь на задание, лепишь кружок с на левую сторону груди, запускаешь программу. Пришлось потратиться, но оно того стоило. И если датчик перестает подавать признаки активности в течение минуты, программа отправляет «смс» на технический номер службы поддержки. И на коробочке зеленый крохотный огонек сменяется красным.
Сейчас перед специалистом в решении деликатных вопросов горело четыре тревожных огонька. Что однозначно говорило — последний этап операции накрылся медным тазом.
Подняв трубку, Риота дождался ответа и спросил:
— В районе Тачикавы слышно что-нибудь необычное?
— Пока лишь обрывки информации, Кикути-сама. Полиция и служба охраны базы спасателей подняты по тревоге. Докладывают об активной перестрелке в парке.
— Утром предоставьте отчет по всему, что получится узнать. Активно в это не лезть, собирать данные в пассивном режиме.
Что же, иногда случаются неприятности. Например, как сегодня ночью. Умные люди при планировании различных рискованных операций вынуждены учитывать и такую возможность. Поэтому придется ехать в аэропорт и вылетать сначала в Малазию частным бортом, потом дальше в азиатский регион. Исчезнуть на время. Подождать, пока поднятая волна уляжется и станет понятно: что именно пошло не так и кто облажался. Сейчас сидеть на раскаленной сковородке никакого смысла нет. Стрельба почти в центре Токио — за такое спросят по полной программе. Никакие были заслуги не спасут. Значит — чемодан, самолет и командировка. По просьбе очередного заказчика. Благо, его услуги всегда нужны и в разных точках земного шара.
— Подготовить мой самолет. Вылет — как только поднимусь на борт. Детали рейса — конверт номер два в сейфе командира экипажа…
Я лежал на прелых листьях и пытался рассмотреть над головой звезды. Мне почему-то казалось, что это важно. Что облака разойдутся и я напоследок увижу их — бесконечно далекие, холодные, безразличные к пролитой крови.
Я уже не чувствовал, как чьи-то руки отодрали липучки и стащили с меня бронежилет. Сквозь звон в ушах еле пробивался крик Масаюки:
— Оябун! Не умирайте! Вы не можете нас бросить!
Нас? Что, Нобору тоже жив? Стрелок не рискнул в темноте выцеливать голову и влупил все в корпус?.. Хорошая новость. Наверное. Я вообще не знаю, что сейчас хорошо и что плохо. У меня в голове водили хоровод пресловутые ёкаи, превратившись в серые тени и корча рожи. Поднявшийся легкий ветерок шевелил листву вокруг маленькой полянки. А широкоплечий мужчина с залитым кровью посеченным лицом лишь просил:
— Господин! Не оставляй нас!
Конец первой книги
