затем телеса собеседницы и самокритично согласилась: – У тебя параметры интереснее. Что поделать, кому-то Бог дает большие сиськи. А на ту, которой не дал, у него более серьезные планы. Кстати, а кого тут отбивать? Вон того? – кивок в сторону пленного француза. – Какой смысл? Кстати, привет, дядюшка. И как тебя угораздило связаться с этой мымрой?
Глаза выпучили все. И Лисицын, и Полина, и американцы, и сам француз. Маша усмехнулась презрительно:
– Что, не узнал? А я вот узнала. Разрешите вам представить – мой дядя. Точнее, родство чуть более далекое. Он двоюродный брат моего деда, ну да эльфы живут долго, и это накладывает определенный отпечаток на восприятие. Как видите, данный экземпляр хорошо сохранился. И почти не изменился с момента, когда я видела его в последний раз.
– Однако же, леди, вы не слишком почтительны, – усмехнулся Смит.
– А с чего бы? Моего отца из-за этого брака изгнали из рода, мать травили… В обоих смыслах слова. Причем он особо активно в этом участвовал – наверное, чувствовал собственную неполноценность. Так что мне сейчас даже интересно наблюдать за ним.
Француз ответил на темноэльфийском. Удивительно красивый все-таки язык. И совершенно непонятный. Хуже, чем латынь, которую Лисицыну пришлось зубрить в студенчестве. А вот Машка поняла, и лицо ее словно закаменело и стало бледным-бледным.
– Что он сказал?
– Ничего особенного, – удивительно спокойно ответила девушка. – Просто назвал человеческой подстилкой. И подзаборной шавкой.
Шаг вперед – скорость, с которой Маша двигалась, вышла за пределы восприятия Сергея – и обутая в кроссовку нога с размаху проехалась по скуле полуэльфа. Уж очень удобно тот сидел. Голова мотнулась так, что Лисицын подумал, шея сломается. Но нет, француз только удивленно захлопал глазами – видать, кости у него были крепкие. На лице стремительно наливалась кровью огромная багровая ссадина.
– Укусила собака? – голос Маши звучал ласково-ласково. – Злая, небось? Ну ладно, не плачь. Сейчас укусит добрая.
Ко второму удару полуэльф был готов, но когда тебя изо всех сил пинают между ног, сохранить аристократически безразличное лицо сложно. С тихим шипением он втянул в себя воздух и сложился пополам. И тут же новый удар в лицо, такой, что заставил его распрямиться. По полу с отчетливым стуком покатились выбитые зубы.
– Вот такая я, – на лице девушки блуждала отстраненная улыбка. – Добрая-предобрая, правда?
Лисицын схватил ее за плечи, развернул и прижал к себе. Девчонка всхлипнула, и тут же плечи ее затряслись, а обильно выступившие слезы намочили рубашку. Обычная истерика. Он чертыхнулся мысленно, погладил ее, как в детстве, по голове. Взгляд ненароком зацепился за успевшие порядком отрасти волосы. Белые у корней, они придавали девушке какой-то пегий окрас.
– Все-все-все. Тихо-тихо… Все, я сказал! Он уже свое получил. Все нормально. На, – Сэм очень оперативно сунул ему в руки фляжку. – Глотни. Один глоток, я сказал!
– Кха!!! – не слушая его, девчонка высосала сразу полфляги фирменного американского самогона. – Что за гадость!
Ну, гадость, не гадость, а сработало пойло вероятного противника как надо. Во всяком случае, щеки девушки порозовели, и думать о чем-то кроме как продышаться от этой отравы она сейчас была не в состоянии. Чего Лисицын, в принципе, и добивался. С женской истерикой можно бороться по-разному. Можно по щекам отхлестать, а можно вот так. Правда, что вреднее для организма – вопрос открытый.
– Все, пакуйте его, парни, – Лисицын повернулся к морпехам. – Только не поломайте, когда тащить будете. Синяки я не считал, не проверишь, но кости вроде бы все целые, имейте в виду.
Предупреждение было не лишним. За время путешествия девчонка стала любимицей всей группы, и ее, судя по некоторым обмолвкам, считали чем-то вроде негласного талисмана. В такой ситуации полуэльфу и впрямь могли случайно оторвать что-нибудь ненужное. Голову, например.
Шипящего сквозь зубы француза утащили, остальные пленные смогли покинуть комнату своим ходом. Когда их увели, Смит осуждающе покачал головой:
– Думаю, вам стоило бы быть чуть более сдержанной, и…
– Не ваше дело!
Смит заткнулся чуть ошалело. До сих пор он ни разу не слышал от этих двоих подобного тона. Да, русский и его сестра были до ужаса неполиткорректны, вольны в суждениях, иногда резки, часто язвительны, но притом очень хорошо чувствовали грань, которую нельзя переходить. Во всяком случае, ни один из участников экспедиции не смог бы сказать, что его оскорбили – разве что дали жесткий отлуп в ответ на собственный косяк. Но сейчас…
Сейчас на Смита глядели две пары глаз, очень разных, но и невероятно похожих. Чем? Скорее всего, выражением. Очень схожая гамма чувств, преобладающим в которых было презрение. Смит, человек умный (а другого руководить экспедицией не поставили бы), сразу понял, что здесь не просто оттоптанная мозоль, а нечто большее. И лезть в это узкое, практически семейное дело не стоит. Хотя бы потому, что это опасно для здоровья. И уж как минимум его пошлют, далеко и надолго, полностью наплевав на авторитеты. В этой ситуации лучше всего было спустить вопрос «на тормозах», что он и сделал, пожав плечами и замолчав. И был прав.
Откуда ему было знать, что там случилось в прошлом? Знал только Лисицын, даже его мать и бабушка не посвящались в тему. Просто из-за того, что Машка прекрасно понимала: женщина может запросто разболтать информацию. Не со зла, а просто не следя за речью. Пожилая женщина, да в разговоре с подругами – тем более. Именно поэтому только брату она когда-то один-единственный раз облегчила душу. Просто в момент, когда не было сил держать все это в себе и надо было хоть с кем-то поделиться болью.
Все просто было, еще одна вариация на тему старой, как мир, истории. Темные и светлые эльфы издавна враждовали. И так же давно поняли, что война не приносит выгоды. Именно поэтому обе стороны уже много веков держали нечто вроде негласного, однако от того не менее жесткого перемирия. Но если эльфы старые, опытные, повидавшие мир и контролирующие свои эмоции к положению дел привыкли и, в общем-то, против таких раскладов ничего не имели, то шустрая молодежь… О, этой дай только побурогозить, ломая «замшелые традиции» и пытаясь создать что-то новое. Не понимая даже, что их родители когда-то пытались сделать то же самое.
Иногда подобное выливается в эксцессы, подчас кровавые. Но если рукой на перевязи или шрамом на лице можно похвастаться перед сверстниками, а старшие вряд ли станут вмешиваться, не мешая детишкам зарабатывать собственные шишки, то кинжал в сердце – это уже куда серьезнее. И проблемами грозит нешуточными, причем для обеих сторон.
Что уж не поделили темный эльф
