– Этого не может быть! Мы же с тобой ровесники.
– Ну да, только с промежутком в сто лет. Ты для меня дедушка как минимум.
Егор положил ладонь на горячую грудь Жана и стал щупать его пальцами.
– Даже через тысячу лет мы все будем одинаковыми, если, конечно, с такой жизнью опять не превратимся в обезьян.
– Та Лиза – твоя девчонка? – спросил Егор.
– Да.
– Она мне тоже понравилась. Ты меня прости за чистосердечные признания. И она тебя тоже любит?
– Любит.
Егор взглянул на Жана.
– Есть за что, – заметил Егор.
– Да и ты не промах, – Жан рукой коснулся тела Егора. – Таким, как твой дружок, только девчонок удовлетворять. Я вот и удивился, что у тебя нет ее до сих пор.
– Все как-то не до этого мне было.
– Мозоли не натер на руках?
– Вроде нет.
– Ну и молодец. Иногда тоже надо, – согласился Жан.
Когда они вышли из душа, мать уже накрыла на стол.
Ник сидел на стуле и скромно дожидался своих друзей.
– Вы что там? – спросил он. – Я думал, вас вообще уже смыло.
– Пойдешь в душ?
– Обойдусь. Я там, на Малой Морской схожу, – отказался Ник.
– Садитесь завтракать, – сказала мать. – Жан, что у него с рукой? Он же все равно ничего не скажет.
– Ничего страшного. Жить будет еще долго. Сильно ударился, синяка не миновать.
Егор толкнул его локтем, чтобы Жан помалкивал.
– Все нормально, – сказал Егор. – Должна же какая-то хоть память остаться от этих событий.
– Синяк – это еще что, – заметил Ник. – Там я убитых видел.
Мать замахала руками.
– О господи! Говорили же мы Егору бросить эту затею. Ничего они там не смогут сделать против этих большевиков, бесполезно бороться с ними. Они сейчас везде… Какая была страна, какой государь! Николай столько сделал для народа хорошего. А к чему приведет их власть – неизвестно. Она не продержится долго. Все равно вернется все к старому. А эти самодуры только весь народ всполошили, сами не знают, за что борются.
– Ну хватит, жена, – остановил ее отец. – Время покажет. Мы свой век доживаем, просто жаль вот их, молодых. Вы говорили что-то о будущем? Как это понять? – отец снял очки, отложил газету и подсел к столу.
– Они из двадцать первого века, – сообщил Егор.
Глаза отца заблестели от любопытства. Он тоже хотел услышать от своих новых знакомых, что они могут рассказать интересного.
– Власть эта будет еще там, в вашем веке? – спросил отец.
– Она продержится меньше восьми десятков лет, – стал разъяснять Ник.
– А потом?
– Потом просто рухнет. Партия большевиков превратится в маленькую партию, которая будет доказывать справедливость действий своих предшественников.
– И только?
– Да. Вернемся практически к капиталистическому строю.
– Но наш строй не капиталистический, а народный, – возразил отец.
– Ну, короче, к нему. И надо будет сменить несколько поколений, чтобы все потом исправить.
– Вы, молодой человек, много знаете, – заметила мать.
– Да, студент он, – сказал Жан, поедая печенье.
– Наши бедные студенты. Сейчас все закроется – и учиться будет негде. Какие вы счастливые люди, что там учитесь.
– Я тоже счастлив, – сказал Егор. – Что живу в это смутное время и что познакомился с ними, настоящими ребятами.
– А где же ваши девочки? – вспомнил отец.
– Делать им у Зимнего нечего. Пусть дома сидят. У родственницы они, – Жан долил из самовара себе чай. – Не женское это дело – по баррикадам лазать.
– Да и не ваше тоже, – заметил отец. – Чего ради свои головы подставлять? Вот мы растим сына и не знаем, что у него в голове. Это время всех с ума свело.
– Это точно, – согласился Жан. – Я тоже начинаю уже тихо сходить с ума.
Молодые люди распрощались с родителями Егора и вышли на улицу. Егор, как и раньше, пошел их проводить.
Они остановились у парадной и долго молча стояли.
– Закурить бы сейчас, – сказал Жан.
– Принести? Отец курит, – сказал Егор, стараясь хоть как-то протянуть время, чтобы подольше побыть вместе.
– Ты хороший парень, – сказал Ник. – Нам везет, что в этой жизни встречаются такие люди. Ты береги себя. Жизнь – шутка коварная. Так может обернуться, что и врагу не пожелаешь. Твой патриотизм никому не нужен. Разберись в жизни сам, главное, в ней не запутаться самому.
Егор смотрел на ребят с завистью.
– Нет, сигарет не надо, – ответил Жан. – Я просто так. Что-то все до того надоело, места себе не нахожу.
– Сейчас пойдем к Зимнему, посмотрим, что там, – и отдыхать. – Ник глубоко зевнул, прикрывая рот ладонью.
– У нас бы остались. Я вам свою комнату отдам на время, – спохватился Егор. – Что же я раньше не сделал такого предложения?
Жан взял его за плечо.
– Не болит? – спросил он.
– Немного.
Он взглянул другу в глаза.
– Может, нам скоро придется расстаться, и навсегда, – с грустью произнес Жан. – Но мы тебя не забудем. Ты супер, парень! Мы еще обязательно встретимся. Я обещаю. Пойдешь нас провожать, когда мы уйдем в свое время?
– Конечно. Вот взяли бы вы еще и меня туда. Так хочется все это бросить. Это наше непонятное и смутное время просто сводит меня с ума.
– Это невозможно, – Жан осторожно прижал к себе Егора. – Будь всегда таким, как сейчас, – отбоя от девчонок не будет, – шепнул он ему уже на ухо.
Жан и Ник шли через Дворцовую площадь, где до сих пор горели костры и множество солдат и матросов сидели и грелись.
Они ловили на себе любопытствующие взгляды и шли в сторону Адмиралтейства.
– Интересные времена идут, – задумчиво сказал Ник. – Это же история, и мы топаем по этому времени, оставляя следы нашего присутствия.
– Ничего себе выразился, – заметил Жан. – Ты знаешь, что я сейчас больше всего хочу? Это попасть в наш класс и рассказать своим, куда нас занесло и что с нами вообще произошло здесь, в семнадцатом году. Не поверят. Скажут, что дурачок какой-то.
– А ты и не говори. Все, что случилось, – это только для нас. Не каждому же удается попасть в такой круговорот времен. Питер мы уже строили, успели даже повоевать немного. Царя Петра – видели, даже общались. В Петрограде в революции участвовали. Ленина, Сталина, Дзержинского – видели. Что могут обо всем этом подумать люди из нашего времени? Сразу скажут, что из желтого дома сбежали. – Ник поднял с земли красноармейскую шапку. – Возьму туда, к себе – будет как сувенир. – Он тут же собрал несколько стреляных гильз и сунул в карман.
– А их зачем? – спросил Жан.
