Проходя мимо газетного киоска, Сарычев купил толстенный журнал для настоящих мужчин и, усевшись на ближайшей скамейке в скверике, принялся листать его с увлечением, что, впрочем, не помешало ему отметить, что сопровождающие работали профессионально и связь осуществляли по рацухам с гарнитуром, держа микрофон на груди, а наушник в ухе. Делая вид, что ни во что не врубается, Александр Степанович показал преследователям все местные красоты, пару раз заставил поволноваться, когда садился в расписуху, и наконец совершенно четко определился, что выпасала его бригада из восьмерых волчар на трех машинах.
Работали они с энтузиазмом и умело, но опытный майорский глаз внезапно углядел такое, что захотелось громко крикнуть: «Эх, ребята, со свиным-то рылом в калашный ряд!..» — передний бампер одной из лайб был украшен номерным знаком славного города Санкт-Петербурга, и сразу стало ясно, откуда дул ветер.
Состояние души у Александра Степановича стремительно улучшалось, и причина своего недавнего паскудного настроения стала очевидна: засветился он, как видно, перед ментами во время инцидента с Варвариным супругом, те стуканули в Питер, и вот, здрасьте вам, мафия бессмертна.
Дальше дело техники, — выпасали его скорее всего от мазаевского дома и нынче, очевидно, желают взять живым, а убивать будут медленно и неоригинально. Ну там вначале пальцы отрежут все, потом кастрируют, затем глаза выдавят или, наоборот, вначале зрения лишат — вот безграничный простор для полета буйной бандитской фантазии. Вспомнив о продолговатом предмете в чехле из-под спиннинга, упрятанного в гостиничном номере так, что на скорую руку навряд ли и отыщется, майор нехорошо усмехнулся и, стараясь держаться многолюдных мест, неторопливо направился к уральской жемчужине.
Было холодно, и в сухом морозном воздухе покрытые снегом вершины казались совсем близкими. Внизу, у подножия горы, неподвижно застывшие ели стояли словно одетые в саван, и Гидаспа вдруг отчетливо понял, что возвращаться по лесной тропе он будет уже один.
Учитель уходил. Навсегда. Он сидел на камне, оперевшись руками о посох, и ветер трепал его седые длинные волосы, а глаза были все такие же пронзительно-голубые, и не верилось, что закат они уже не увидят.
— Помни, Гидаспа, — негромкий голос заставил Сарычева смахнуть слезу и обернуться, — хварна — это возможность подняться над жестоким законом мироздания, люди, ею одаренные, способны влиять на ход событий, управлять временем и пространством, на них не действуют предсказания их гороскопа, а живут они космическими ритмами. — Голос ненадолго прервался. — Запомни, дьявол Ангра-Майнью не дремлет и замыкает Божий дар в кольцо Митохта. Чем более всего отпущено живущему, тем должен он яснее различать добро и зло, поскольку самые большие злодеяния вершатся носителями хварны.
Из свинцовых, внезапно набежавших туч на землю стали падать крупные снежинки, и рассказчик опять замолчал, словно взвешивая каждое слово, а Гидаспа вдруг понял, что осталось их совсем немного.
Мир предстал перед ним захлебнувшийся в боли и муках, объятый железным крылом Эпохи Смешения, и, ясно осознав, что существует прямая связь между количеством отмеченных людей и набиравшим силу злом, он застонал и тут же услышал голос Учителя:
— Никто не в силах лишить погрязшего во зле его отмеченности. Если человек неверно распорядился своею хварной, его неотвратимо настигнет Вакшья, с фатальной неизбежностью прядущая кармическую нить. И знай, что как бы ни был дерзок ум владеющего мудростью, но свыше не дано ему искать первопричину жизни и разлагать материю до неделимой доли.
Внезапно Учитель снова замолчал и, поднявшись во весь свой огромный рост, приблизился к Сарычеву вплотную:
— Прощай, друг Гидаспа. В сердце держи, что учение вернется туда, откуда вышло.
Майор заметил, как светящийся нимб вокруг головы Заратустры — признак высшего проявления хварны — начал стремительно бледнеть, а величественная фигура Учителя с развевающимися седыми волосами неторопливо направилась к отвесному утесу в скалах, постепенно исчезая в мутной пелене внезапно начавшегося снегопада…
Забирая свой ключ, майор уловил странно соболезнующее выражение администраторских глаз и, сделав вид, что поднимавшиеся вслед за ним по гостиничной лестнице молодые люди ему абсолютно до фени, неспешно прошествовал в свои апартаменты.
Там он включил телевизор погромче и внимательно осмотрелся: так и есть, номер шмонали, — и Сарычеву стало ясно, что помимо всего прочего преследователи искали еще и общак Гранитного. Убедившись, что меч с деньгами лежит за ванной в полной сохранности, майор прикинулся поудобней и отправился в кабак ужинать.
Ввиду вечернего времени веселящихся несколько прибыло, а на тускло освещенной сцене, волнительно изгибаясь своими формами, уже вовсю разгулялась рыжая девица в белом трико, и, стараясь не сбиваться с ноги, лихо затрясли задами танцующие, от всего сердца подпевая: «А на тебе как на войне».
Издалека завидев Сарычева, мэтр улыбнулся ему широкой улыбкой лепшего друга, а официант, видимо не забывая весь день о щедрой майорской дотации, подскочил к его столику с проворством истинно халдейским. Дел Александру Степановичу в перспективе предстояло немало, а потому, плотно закусив крабовым салатом с чавычей, он заказал шашлык по-карски с хорезмским пловом и направился к барной стойке на предмет общения с прекрасным полом. По пути он поинтересовался-таки, чем питались выпасавшие его молодцы, и, содрогнувшись от увиденного — ну нельзя же жрать все подряд! — элегантно пригласил на танец ближайшую к нему прелестницу.
— Меня зовут Шурик, — доверительно сообщил майор.
— «Я пригласить хочу на танец вас и только вас», — пропела волнительно жилистая певица со сцены.
— Двадцать пять баксов в час, не меньше двух; анально, орально — отдельный счетчик, — заученной скороговоркой поведала новая майорская знакомая, а когда он решительно подтвердил:
— Заметано, — то прижалась к нему нежно и доверчиво открылась:
— Имя мое Агнесса.
Наконец музыка прискучила, и, усадив свою даму за стол, майор махнул рукой и скомандовал мгновенно подскочившему халдею:
— Девушке поесть и выпить.
Скоро потребное приволокли, и, скинув ароматные куски мяса с шампура в казанок с пловом, Сарычев принялся увлеченно жевать, не забывая в то же время слушать внимательно новую знакомую, которая, благодарно терзая цыпленка табака, не забывала с увлечением хлестать белое винище, а также, держа майора за клиента чувствительного и денежного, изливать ему свое бедное девичье сердце.
