— Повелитель, — выдохнул он, опустился на колено и склонил голову перед Эребом.
Эреб не обращал на него внимания. Он смотрел на Джона Грамматика, который до сих пор стоял на рампе штурмовика, пораженный случившимся.
Капюшон путника был поднят. Силовую броню закрывала темная ткань. Под капюшоном не было лица — только серебряная маска, его имитирующая. В одной руке Эреб держал ритуальный нож, который тут же спрятал под одежду, другую же, бионическую, еще не обернутую в плоть, он протянул к фульгуриту.
— Встань, сказал он Элиасу, но смотрел на Грамматика. В его голосе звучали усталость и горечь, но вместе с тем — эхо истинной мощи.
— Вы прибыли как раз вовремя… — успел только сказать Элиас, прежде чем Эреб взмахнул фульгуритом и перерезал второму темному апостолу горло.
— Согласен, — сказал он, позволяя крови, хлещущей из артерии Элиаса, окрасить перед своей рясы.
Умирающий, неспособный остановить кровь из раны, нанесенной божественным оружием, Элиас мог лишь цепляться за своего бывшего господина. Он сумел ухватиться за серебряную маску и сорвать ее, после чего Эреб перехватил его дергающиеся руки и оттолкнул апостола прочь.
Когда Эреб повернулся к Грамматику, тот отшатнулся. На него смотрело какое-то подобие демона, с жуткой освежеванной плотью, кроваво-красной и покрытой рубцами, заживающими не так, как заживает обычная кожа и плоть. Они были темными, почти багровыми, и переливающимися потусторонним блеском. На макушке росло несколько небольших рогов — заточенных костяных наростов.
Элиас валялся у ног Эреба, разевая рот, как рыба, вытащенная из воды. Он умирал. Его отчаяние, должно быть, привлекло внимание Эреба, и Грамматик с облегчением вздохнул, когда эти дьявольские глаза его оставили.
Опустившись на корточки, Эреб обратился к своему бывшему ученику:
— Твоя глупость сравнима лишь с твоей недальновидностью, Вальдрекк. — Он продемонстрировал ему фульгурит, до сих пор слабо светившийся в бионической руке. — Это войны не выигрывает — куски дерева и металла на такое не способны. Копье — не оружие, что ты так искал. Оружие — это богорожденные примархи. Свое затачивать, вражеское затуплять.
Эреб наклонился и накрыл распахнутый рот Элиаса настоящей рукой. Борьба закончилась быстро и легко.
— Он отправится к нерожденным в награду за то, что пытался предать меня.
Грамматику потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что Эреб обращается к нему. Он опустил взгляд: легионер протягивал ему фульгурит.
— Бери его, — сказал Эреб. — Никто не будет тебе препятствовать. — Теперь он смотрел прямо на Грамматика, и в глазах его светилось ужасное знание. — Выполни свое задание, Джон Грамматик.
Грамматик с опаской взял копье. Затем он поднялся по штурмовому трапу и нажал на кнопку, чтобы закрыть его. Когда он обернулся, Эреба и Элиаса уже не было.
Он не был легионером, но с кораблем справится. Его навыки пилота были исключительными, и существовало не так много кораблей, человеческих или ксеносских, которыми бы он не умел управлять. Пройдя через грузовую кабину, Грамматик открыл дверь в кокпит. Тот был просторным, рассчитанным на легионера, но проблем это не доставляло. Он успешно активировал системы корабля для атмосферного полета, пусть на это и ушло несколько минут, а турбины двигателя уже были прогреты.
В иллюминатор было видно, как меняется небо над Раносом. В грозовых тучах появились формы, слишком большие и слишком отчетливые для обычных теней. Убийство Элиаса было для Эреба не одним только устранением соперника. Но Грамматик не собирался оставаться и выяснять, какие еще у него были цели.
Корабль затрясся, когда Грамматик запустил двигатели, поднялся в воздух и начал набирать высоту. Информация с датчиков подсказала путь между разбросанными на орбите кораблями. Ни один из них ему не подходил; придется найти другой космопорт и пробраться на крейсер, желательно гражданский.
Он знал, что там будет охрана. Но если ему удастся прибыть раньше Полукса, обхитрить их системы безопасности не составит большого труда.
Темное небо сменилось голой черной пустотой, когда штурмовик преодолел верхние слои атмосферы.
Возникшее в иллюминаторе отражение заставило его вздрогнуть — воспоминания об утонувшем мальчике были еще слишком свежи — но он хорошо скрыл приступ паники. Эльдар строго смотрел на него.
— Ты выполнил задание, Джон Грамматик? — спросил Слау Дха.
— Да, фульгурит у меня.
— И ты знаешь, что должен сделать?
— Ты до сих пор сомневаешься в моей верности?
— Просто ответь на вопрос.
Грамматик вздохнул глубоко, словно тяжесть целого мира лежала на его плечах.
— Да, я знаю, что надо сделать. Однако убить примарха будет непросто.
— Такова твоя миссия.
— Я знаю, но все же…
— Его сила связана с землей. Вдали от нее он станет слаб, и убить его будет не сложнее, чем остальных.
— Почему он? Почему не Лев или не тот ублюдок Керз? Почему именно он?
— Потому что он важен, и потому что нельзя допустить, чтобы он стал стражем врат. Сделай это, и твой договор с Кабалом будет закончен.
— Почему-то я в этом сомневаюсь.
— Твои сомнения неважны, мон-кей. Важны лишь твои дальнейшие действия.
— Не беспокойся, я знаю свои задачи и выполню их, как приказано.
— Когда прибудешь на Макрагг, — произнес автарх, грозный даже сквозь отражение, — найди его. Он уже там.
— Это будет несложно.
— Сложнее, чем ты думаешь. Он больше не такой, как раньше. Тебе потребуется помощь.
— Другой примарх, да, я знаю. Но что-то мне кажется, что очередь из готовых убить его будет не очень большой.
— Тогда тебя ждет сюрприз.
— Твой народ полон сюрпризов.
Слау Дха проигнорировал колкость, сочтя ее недостойной своего внимания.
— А после того, как ты доставишь к нему фульгурит? — спросил он вместо этого. — Когда твоя миссия будет исполнена?
Резкая солнечная вспышка вынудила Грамматика затемнить иллюминатор и уничтожить отражение, но он все равно ответил:
— Когда Вулкан будет мертв.
Огонь. Огонь без конца.
Меня пробудил жар и вонь собственной обугливающейся плоти. Тело мое было охвачено огнем. Не было нужды смотреть на себя, чтобы знать это: об этом кричал каждый нерв.
Я падал.
Я решил было, что попал в очередную смертельную ловушку брата — в какой-то огненный колодец.
Но падение было слишком долгим и слишком невесомым.
Я открыл глаза и в те несколько секунд, что были у меня до того, как стекловидная жидкость вскипела прямо в глазницах и испарилась, сквозь ослепительное марево успел разглядеть гигантскую сферу.
