Моя задача воспитывать интеллекты, а не людей — мысленно сказал себе Мотылёк: —Пусть потом их Ясноглазка воспитывает, когда оклемается. Если захочет. Во внерабочее время. Это будет её город и ей за него отвечать.
Мотылёк сел на место, разбирая бумаги, отделяя подмоченные от сухих. Но разговор так быстро не закончился. Мотылёк был здесь залётной птицей, командированным специалистом, приезжим гением, который, по слухам, изобрёл искусственный интеллект. Неформальные лидеры красноярского ИУ старались его игнорировать, ожидая, что рано или поздно он уедет, а они останутся здесь — самыми большими лягушками в застойном болоте. Но игнорировать невольный демарш Мотылька было невозможно. Так можно и потерять лидерство, пусть даже и неформальное. Оно штука плохо формализуемая, но хорошо ощутимая.
Молодой, эпатажно одетый в штаны и рубашку из видео-ткани со скользящими по ней размытыми кляксами и абстрактными образами приглушённых, пастельных цветов, программист с вызовом посмотрел на Мотылька и сказал: —Всю историю воевали, а потом раз и войны прекратятся. Смешно!
Сказал не Мотыльку. И даже не в его сторону. Так сказал — в пространство между рабочими местами. К столику у стены, со стоящим на нём кофейным автоматом и разными печенюшками-бутербродами обратился, а вовсе даже и не к Мотыльку.
— Знаете, товарищ— улыбнулся Мотылёк свёртывая трубочкой намокшие листы. Он успел проглядеть, на них не было ничего важного: —Простите, запамятовал ваше имя-отчество. Простите меня, но вы сейчас рассуждаете словно старая бабка. Да-да, старая бабка. Какой логике вы предлагаете следовать: что было, то и будет? Ничего нового под луной? Прадеды плохо жили и нам завещали?
По лицам красноярцев заскользили улыбки. Выбросив подмоченные распечатки в уничтожитель мусора, Мотылёк развёл руками: —Это не я сказал, а вы сами.
— Вы соглашаетесь с позицией верховного совета будто бы в будущем войн вообще не будет? Вы так полагаете? — осведомился программист. На сей раз осведомился у Мотылька, а не у кофейного автомата и не у бутербродов и не у вскрытой упаковки печенья.
Мотылёк сказал: —Я полагаю, что в новом мире будут иные, новые проблемы и вопросы. А война это проблема старого мира. Это ошибка роста, поймавшая нас в процессе перехода от старого к новому. Ей место в прошлом, на страницах учебника истории, где она и должна оставаться.
— Так что же такого изменилось, что войн больше не будет? — спросил системный администратор и сам себе ответил: —Мир не меняется. Он статичен. Меняются только декорации. Позавчера религиозные войны и крестовые походы, вчера нацизм и фашизм, сегодня то же самое. Разве не так?
— Совсем не так— сказал Мотылёк.
— Может быть, вы разовьёте свою мысль? — усмехнулся администратор. Он с наслаждением потянулся, взял со стола чашку и направился к кофейному автомату.
За развернувшейся перепалкой наблюдал весь отдел — около трёх десятков человек. Только пара, в дальнем углу, отгородилась звуконепроницаемым пологом, чтобы ничего не отвлекало от работы. И младший аналитик увлечённо рисовал трёхмерную схему в голокубе над рабочим столом, и кивал головой в такт бьющей из наушников музыки. Остальные, с интересом, иронией, любопытством и, кажется даже, надеждой смотрели на Мотылька.
— Уж извините, но ваши слова полная чушь.
— Почему же? — осведомился вернувшийся за стол системный администратор. Осведомился несколько невнятно, так как жевал бутерброд.
— Космические полёты?
— Всего лишь аналог путешествий в неведомые страны
— Кибернетика?
— Астрология! — парировал администратор, оглядывая комнату в поисках поддержки.
— В сравнении с прошлыми веками, кардинально изменились не только качество человеческой жизни, но и её продолжительность.
— Положим продолжительность не так сильно и изменилось. Люди до сих пор удручающе смертны, а пара лишних десятилетий активной жизни не тянет на «кардинальное» изменение. Что же до качества жизни — ну выросло оно немного. Однако отведать красной икры из выращенных не в рыбоводческих питомниках, а в природе, рыб — лично я не могу. Конечно, рыбоводы, утверждают: отличий нет. Но я этого не знаю, другой не пробовал!
Или, скажем, массовая охота — медвежья там или лисья. Ещё одно недоступное, в нашем времени, развлечение.
— Думаете, в семнадцатом веке любой крестьянин мог захотеть и устроить для собственного развлечения массовую охоту на лис или медведей?
— Любой не любой, только раньше массовые загонные охоты были, а сейчас нет. Факт.
Видимо не первый раз он на эту тему разглагольствует. Вон как шпарит — подумал Мотылёк. Вслух сказал: —А интеллекты?
— Что интеллекты? — будто бы не поняв, переспросил администратор: —Есть чёрные люди, есть красные, жёлтые, белые, низкие и высокие. Теперь ещё добавились и интеллекты. Невелика разница.
Это было настолько нелогично, что Мотылёк окончательно растерялся.
Паузу в разговоре заполнил сидящий у окна сетевик, мужчина лет сорока, со, словно бы, сцементировавшейся складкой над бровями и несколько угрюмым выражением лица. Неразговорчивый, себе на уме, за время работы в Красноярске, Мотылёк не сумел толком с ним познакомиться.
Окинув спорщиков внимательным взглядом, сетевик высказал: —Дурак ты, Крамовский.
— Я попросил бы…
— Проси не проси, а всё равно: ума нет — считай калека. Знаешь такое слово «крепостничество»? Во времена развитого феодализма барин мог бы запороть принадлежащих ему крестьян и его даже никто и не подумал бы наказать. Может быть, ты себя барином мнишь? Те и правда могли загонную охоту для себя любимых организовать. Хочешь на зверя, хочешь на человека. Сейчас так нельзя, тут ты прав на сто процентов.
Или «право первой ночи» — поищи в учебниках. Всё ещё утверждаешь, будто прогресса нет?
Двести лет назад не было и половины профессий, которые есть в наше время. А лет пятьсот назад не имелось и половины наук изучаемых и развиваемых в наше время. Захотел бы ты, Крамовский, стать криотехником, а не смог бы. Не придумали ещё криотехнику.
Это я ещё не говорю о коммунистических стройках хотя бы двадцатого века. Попробуй построить тот же БАМ если нет строительной техники, которую ещё не изобрели и нет нужного количества людей так, как аграрные технологии находятся в зачаточном состоянии, да и города — смех один, не найдёшь ни одного с населением больше нескольких сотен тысяч.
Родись ты в прошлом, Крамовский, жил бы скучной, тяжёлой и однообразной жизнью средневекового крестьянина или рабочего эпохи раннего капитализма. Любая серьёзная болезнь — почти наверняка приводила к смерти. Ни тебе звёзд, ни полёта мысли, ни ощущения причастности к великой мечте. Церковь по воскресеньям и обещанный попами рай после смерти, в который ты, вдобавок бы, не слишком то и верил.
