на таком примитивном хаосе, так что я привёл всё к Порядку. Я воплотил идею отсутствия эмоций, и она стала достаточно сильной, чтобы объединить всю мою расу и выйти на вневселенский уровень, навсегда покинув ваши земли.
Люди, родившиеся от нашей крови, остались в вашем мире и в дальнейшем породили псилактиков, а нас они прозвали «предтечами».]
[Ияков: Ну… Я нихуя не понял, но допустим…]
[Дью: Я бы очень хотел тебе объяснить всё поподробней, но у нас не так уж много времени. Он отправил тебя сюда ненадолго.]
[Ияков: Что это вообще за чёрт был?]
[Дью: Про это я и хотел с тобой поговорить… Видишь ли, великие идеи были не у меня одного. Был ещё Таэтр, который прибегнул к Хаосу, но речь не о нём… Был третий. Тот, кого не понял никто.
Его звали никак. Но он всегда ходил в чёрном костюме, цилиндре и полосатом галстуке…
Если я воплотил идею отсутствия определённых эмоций, Таэтр – хаотичность этих определённых эмоций, то он преобразовал в силу Нечто… Я до сих пор не понимаю, как можно материализовать то, чью природу ты не знаешь сам. Нечто строится на неопределённой эмоции – на той, которой не существует, но она есть…]
[Ияков: И-и-и…]
[Дью: Он сильнее нас с Таеэтром вместе взятых. Он может, что угодно, где угодно и когда угодно… Именно поэтому мне ты и интересен. Ты ему понравился. Я не знаю почему…]
[Ияков: То есть… Ты хочешь мне сказать, что в этом мире никого сильнее этого полудурка с котелком на бошке?]
[Дью: Навряд ли…]
[Ияков: Тогда я убью его и стану самым сильным взамест него!]
[Дью: …]
[Ияков: …]
[Дью: …]
[Ияков: …]
[Дью: Ха… Ха… ХАХАХАХХАХАХХ!!!]
[Ияков: Что смешного?]
[Дью: Просто ты не понимаешь…]
[Ияков: …]
[Дью: Если и есть в этом мире бог… То это он… И с этим не стоит шутить.]
Промолвил голос, и Ияков снова испарился.
***
[Ияков: …]
Теперь он уже валялся в огромном зелёном поле. Ветер тихонько колыхал травку. Где-то вдали петляли облака, такие мягкие и воздушные, совершенно простые, но оттого только сильнее манящие и привлекательные.
[Ияков: …]
Он просто хотел отдохнуть. Каждый сантиметр его тела наслаждался этой первобытной красотой, этой идиллией и спокойствием. Юноша понятия не имел, где он вообще был, и какая сила на этот раз его сюда закинула.
Он просто лежал. Кто-то стрекотал ему прямо под ухо. Что-то там шелестело где-то сзади. Но это неважно.
[Ияков: …]
В последние дни он мало отдыхал, а ведь это чуть ли не самое важное дело в жизни любого человека. Пренебрегать подобным – самое настоящее преступление, а ведь Ияков никакой и не преступник.
[Ияков: …]
Он распахнул свои ясные голубые глаза и взглянул в небо. Оно было таким приятным и как будто ворсистым. Перьевые облака белыми царапинами расползались по лазурному блюдцу-небосводу, и ветер нежными мазками растирал их по синеющей дали.
Всё здесь казалось таким родным и приятным: ведь небо… Небо – это самое настоящее чудо… Откуда бы ты не был родом, какого бы цвета кожи ты не был – небо везде будет одинаковым… По нему будут прогоняться тучи и хлыстать дожди, пролетать роскошные птицы и ползти ленивые снежные бурьяны; иногда оно будет чистым и незамутнённым, но до боли знойным и как будто иллюзорным и неправильным.
Небо бывает разным, но у всех одинаково разным – это и делает его настолько волшебным. Ведь каждый может взглянуть вверх и увидит примерно то же самое, что и все остальные в этом мире и почувствует то же самое – блаженность, счастье и гармонию.
[Ияков: …]
Ияков долго смотрел на него, а потом всё-таки решил подняться – в животе урчало и хотелось пить. Перед глазами начали пролетать силуэты жареной колбаски со стекающим на костёр жиром и бокал старой доброй медовухи.
[Ияков: Ммм…]
Юноша попытался опереться локтями об землю и подняться на ноги, но…
[Ияков: Блять.]
У него не было рук.
[Ияков: …]
Как ни странно, Ияков просто физически не мог отрастить руки себе заново. Как бы он не пытался своими способностями сделать хоть что-нибудь, но ничего толком не получалось. В конце концов, он привык как раз-таки ладонями и использовать свою способность.
[Ияков: …]
Ну хоть ноги остались – их было достаточно, чтобы хотя бы сдвинуться с места. Ничего умнее, чем просто идти куда-то вперёд, у него не было.
[Ияков: …]
Несмотря на то, что юноша потерял конечности, он был невероятно спокоен. Такая мелочь и близко не стояла с тем, что ему довелось пережить за последние дни: кошмар, битва с Фолком, убийство императора Сифиза, драка со всем цветом Юга, сражение с Илимиром, встреча с каким-то странным человеком в цилиндре и с галстуком и Дью.
Слишком много произошло, и от этого надо было отдохнуть, а потом уже обмыслить всё произошедшее – думать, в принципе, было не самым любимым занятием юноши.
[Ияков: …]
Деревья вокруг были какими-то странноватыми – их листва вытягивалось аккуратненьким шаром, словно кто-то их вечно ровнял. С веток свисали какие-то зелёные недожёлуди, а под кронами слонялись крохотные пушистые зверушки, чем-то похожие на обычных кроликов, но с острыми совиными ушами.
Местность здесь располагалась цветущими полями и выступающими холмами, из-за чего видно было лишь зелень, зелень и ещё раз зелень, хоть за ней навряд ли что-то можно было разглядеть.
[Ияков: …]
Мысли отчего-то были где-то вдалеке. Юноша вспоминал о старой доброй медовухе, о радостях прежней, более спокойной жизни и о Лузе.
[Ияков: …]
Видимо, ему всё это время нравились сильные женщины… Иронично, как же много слова «сила» в жизни Иякова, но тем не менее – это было правдой. Когда он был ребёнком, никакой речи о девочках и не шло. После смерти отца он полностью сконцентрировался на том, чтобы стать сильнее, а потом уже просто брал тех женщин, которых хотел. Никто и не думал о том, чтобы повышать на него голос да ещё и командовать.
[Ияков: …]
Сердце почему-то жалось… Ему хотелось видеть Лузу. Ему хотелось целовать Лузу, слышать её голос, лобзать её грудь и заниматься с ней любовью. Никогда доселе он не испытывал такого странного чувства.
[Ияков: …]
Но об этом нельзя было думать вечно, да и неподалёку появилось кое-что интересное.
[Ияков: …]
Это была деревня. По крайней мере, она была
