Я пошевелил руками и ногами, кивнул.
– Вроде да.
– Тогда поднимайся и пошли. А вы на занятие, шагом марш!
Пацаны нехотя, оглядываясь на меня, встали и ушли, на ходу разбившись, кто с кем стоит. Я встал, превозмогая послесудорожную боль в мышцах и стараясь унять дрожь, зачапал за тренером, твердо шагающим в сторону раздевалки, не глядя на меня. Вопросы «что сейчас будет» и «чем все это кончится», по идее долженствующие вертеться в голове, не беспокоили, я был не в том состоянии, чтобы переживать из-за чего бы то ни было.
Когда я вошел, он выглянул в зал, затем плотно прикрыл за мной дверь, протянул какую-то капсулу оранжево-белого цвета:
– Пей.
Упаковка была рассчитана на две капсулы, но одной не хватало. Сложное зубодробительное название я видел первый раз в жизни, оно ничего мне не сказало.
– Не бойся, принимай. Отпустит, – усмехнулся он, глядя на мои сомнения.
Я вспомнил лекарство, которое мне вкололи после приступа в корпусе, и, не задавая лишних вопросов, пошел к раковине. Вода в системе водоснабжения регенерационная и вообще-то нуждается в дополнительной обработке, но от пары глотков не умру.
– Садись, – указал он на лавочку, когда я, заодно умывшись, вернулся. – Я говорил, чтобы ты не лез туда, куда не следует? – нахмурил он брови, стараясь держать непробиваемое лицо. – Говорил. Но ты не послушал. Теперь ты одеваешься, обуваешься и дуешь отсюда, и никогда в этой школе не появляешься. Вопросы есть?
Меня все-таки пробрало.
– Но, сеньор!
– Никаких но! – Тренер резко повысил голос. – Достаточно того, что ты уже учудил. Я скажу бухгалтерии, деньги за это занятие тебе перечислят обратно. Ты не приходил сюда сегодня, тебя никто не видел и все такое. Соображаешь?
Я обалдело кивнул и почувствовал, что отпускает. То ли капсула так быстро подействовала, то ли у тела большой порог самовосстанавливаемости.
– Вам не нужны проблемы, да?
Усмешка.
– Да. И в следующий раз слушай старших, Шимановский.
Он намерился идти обратно в зал, но я окликнул:
– Вы не спрашиваете, что это была за техника. Вы знаете ее. И знаете, что я мод. Не правда ли? Из-за этого вышвыриваете меня. Мод с опасной неклассической техникой, способный покалечить ваших учеников.
Он остановился, скривился. Наконец, проняло и его, а то я уж подумал, что ему только в покер играть.
– Шимановский, я знаю, что это за техника и кто ею владеет. Именно в том исполнении, которое ты так тщательно, но неумело пытался скопировать. И кстати, она действительно тебе не подходит, у тебя совсем другие физические ограничения, не воспринимай мои слова как аргумент обиженного тренера. Но откуда она у тебя – не спрашиваю, мне это неинтересно. Моя задача – обучать мальчишек, которые слушают старших и не совершают безумных поступков.
– Почему же безумных? – усмехнулся я. – Мне дали то, что не могли дать нигде. И если бы не приступ…
– Потому, что ты дурак, Шимановский! – вновь повысил он голос. – Они никогда не делают ничего просто так и никогда никого не отпускают! И им плевать на людей, которых используют! Уж если на своих бойцов плевать, то на гражданских!..
Из груди его вырвался разочарованный вздох.
– Но ты сам ввязался в это, и теперь это только твои проблемы. Я умываю руки.
– А откуда вы знали, что я мод? – не отставал я. Несколько деталек мозаики моей прошлой жизни вдруг встали на место, и я просто обязан был задать некоторые вопросы в лицо. – Вы ведь знали! С самого начала опекали меня, показывали много индивидуального, недоступного другим! А еще учили самоконтролю. Много самоконтроля, очень много! Хотя я в это время просил помочь с ударами. А потом на соревнование выдвинули, хотя я пришел всего-то… Парни по десять лет тут занимались, с самого детства, и ничего, а я через год на планетарное первенство попал! Не странно?
Тренер молча сел рядом, глубоко задумавшись. Лицо его выдавало внутреннюю борьбу плана «сказать или так вышвырнуть». Скажет, это прямолинейный черт, правильный. Блин, и как я раньше всего этого не замечал? Ходил рядом, касался каждый день, а воспринимал как… Идиот!
Да он с самого начала готовил меня как подающего надежды мода, а не ради помощи с Толстым! А помощью, когда та потребовалась, прикрывался как удобным поводом заняться со мной более глубоко. Вот уж идиот так идиот!
– Шимановский, – начал тренер, но на сей раз каким-то похоронным голосом, – слушай внимательно. ОЧЕНЬ внимательно. Я много где служил, много чего повидал и знаю много умного.
Я кивнул. Преамбула обнадеживающая.
– В нашем мире есть люди, которым доступно то, что недоступно другим в силу природных ограничений. Ты меня понял каких. – Он поднял тяжелый взгляд, и я поежился. – Таких людей немало, не думай, что их единицы, я лично знавал около десятка. Эти люди могут контролировать свои способности, могут не контролировать, совершать с их помощью хорошие поступки и не очень хорошие. А могут вообще не совершать, это оптимальный для них вариант. А еще есть государство. Машина, которая считает, что имеет право единолично владеть любым оружием на планете, и перемалывает в пыль тех, кто думает иначе. Любым оружием, Шимановский, это значит любым.
– В том числе людьми с уникальными способностями? – хмыкнул я.
Ответа не требовалось.
– Если эти люди согласны быть полезными стране, если та уверена, что они не предадут, они живут и работают, как части системы. Или просто живут. Если же не согласны, не могут контролировать себя или государство считает, что они ненадежны, такие люди тихо и без проблем исчезают. Их никогда не находят. Ты понимаешь, что я хочу сказать?
– Да. – Меня вновь передернуло – слишком прямолинейно.
– Я знавал многих ребят с разными талантами, с некоторыми служил. И кое-кто из них вот так исчез, просто и незамысловато. Ушел из дома и не пришел, ни тела, ни улик, ни свидетелей. К чему я это говорю? К тому, что последний из них потерялся после того, как убил в баре нескольких человек, когда ему в голову стукнуло от выпитой бормотухи.
– Приступ?
Тренер кивнул.
– Это не прошло незамеченным, и ответственные за того человека винтики в машине посчитали, что он ненадежен и опасен. Его выпустили из тюрьмы под подписку, куда сбежишь из военного городка без пропуска, и через день это произошло. Дело висело открытым много лет, но по обвинению его никто не искал. Обвинению в убийстве, Шимановский! Не странно?
Он усмехнулся. Я молчал.
– Думай, Шимановский, думай. Тебе жить дальше. Я не могу больше опекать тебя, я и так сделал слишком много. Меня можно на некоторый срок прикрыть за содеянное, так что не подставляй больше. Иди с миром.
