– Понимаю, – кивнул я. – Да, так иногда бывает.
Действительно ее прекрасно понимал – и именно подобные испытанные чувства, эхо чужих страданий в охотничьем домике, подвигли и меня на решительные действия. Но у меня есть темные искусства, а в случае с ней… Видимо, аура подготавливаемого под врата в другие миры места работала как усилитель.
– Ваше благородие, можно еще один вопрос, последний?
– Поджигай, – кивнул я, закусив губу. Уже очень хотелось поскорее закончить с разговором и убрать из всего этого девушку, закрыв вопрос.
– Ваш кот…
– Это не мой кот, – еще раз машинально поправил я. – Что мой кот? – вдруг понял, о чем речь.
– Он же… он же ведь не совсем кот, верно?
– Ты видишь или чувствуешь?
– И вижу, и чувствую, – напряглась Завадская, безуспешно пытаясь скрыть свой страх.
– От-тлично, – только и оставалось мне вздохнуть.
Похоже, у господина Николаева появился еще один клиент, и планируемую амнезию придется отложить. Если сейчас почистить Барбаре память, способность видеть нечто большее у нее вряд ли пройдет. Это уже наверняка приобретенное – причем приобретенное тогда, когда она висела на стене распятая в… в рукотворно созданном месте концентрации Тьмы. Если говорить по-русски, то ее пытали на Месте Силы – вдруг понял я. Не только же у стихийных энергий есть Места Силы?
– Сеанс корректировки памяти откладывается, – сообщил я девушке, к ее явно видимому облегчению. Действительно хочет в крестовый поход, и совершенно очевидно, что желание ее состоит совсем не в том, чтобы левую щеку подставлять.
Сам господни полковник, кстати, вполне вероятно обо всем этом – о неожиданных способностях Завадской видеть невидимое, уже знал. Поэтому и отправил меня с ней общаться, хладнокровно разлучив с карбонарой.
Так, ладно, время разговоров кончилось, настала пора действий. И в первую очередь нужно… а что нужно? Сначала все же поесть, а там видно будет что первое по плану. На полный желудок и думается лучше.
Вечером, когда мы уже прибыли на полигон Сарай-Джук и разместились в офицерских казармах на территории полигона, я дождался отбоя и направился в гости к полковнику. Три раза стукнув в дверь, услышал негромкое «войдите».
Николаев расположился в удобном кресле, грея в руках бокал с коньяком. Верхний свет не горел – комната освещена пламенем камина, в котором потрескивали горящие дрова; по стенам мелькали оранжевые блики, разгоняя темноту.
Глаза полковника сейчас были обычными, человеческими – без следа медной красноты огненной стихийной силы. И внимательно посмотрев на полковника я подумал, что разгоняющие мрак отблески живого пламени удивительно точно соответствовали природе его способностей. Переплетенные Тьма и Огонь.
Думаю, если доживу, тоже когда-нибудь буду получать удовольствие от подобного времяпрепровождения – просто сидеть в темноте и смотреть как горит огонь. Не отказывая себе при этом в остальных радостях жизни – машинально глянул я на коньяк на столе. Курвуазье, реплика оригинальной бутылки девятнадцатого века, еще и этикетка номерная.
Здесь на полигоне наверное подарили в знак уважения. Вряд ли с собой привез. Ну да, вон еще в углу комнаты вижу громоздкий деревянный походный короб подарочной упаковки – ящик подобный тому, как у Наполеона был для коньяка. Точно презент: как успел заметить за все наше недолгое время общения, перед полковником по ходу его пути двери не просто открывались, а предупредительно распахивались. Несмотря на его отказ от привилегий принадлежности к царственной фамилии.
– Сергей Михайлович, – произнес я, пройдя вглубь комнаты и остановившись, даже не доходя до стола.
Разговор предстоял непростой, и чем закончится, я не знал.
– Артур Сергеевич, – с едва заметной иронией улыбнулся Николаев. Явно подразумевая, что вполне мог бы назвать меня, используя совсем другое имя.
Возможно, не один я здесь испытываю странные чувства от того, что мы двоюродные браться. Я, по крайней мере, смотрю на это все же немного отстраненно, еще не полностью сжившись с прошлым Олега и его родственными связями. Да и вряд ли когда сживусь.
– По какому поводу? – поинтересовался между тем Николаев, жестом показывая мне на кресло напротив.
– Можно сказать… по-родственному, – неожиданно для самого себя произнес я, усаживаясь в кресло и предлагая неофициальный тон беседы.
Николаев ничего не ответил, но взглядом показал мне, что понял и принял. И отхлебнув коньяка, взглядом же попросил меня продолжать.
– Я вырос… в определенных условиях, так скажем. И признавая полезность армейских способов решения проблем и поставленных задач, и отнюдь не чураясь их применения, все же могу ответственно заявить, что это не совсем мое. Именно поэтому хотелось бы знать зачем именно я отделен от команды и переведен на индивидуальный план тренировок.
Фразу специально так построил, заранее обозначив все возможные мотивы. Чтобы не получить от него прямой, но не отвечающий на вопрос ответ. Как Эльвира совсем недавно. Но, судя по взгляду, Николаев отсекать меня убойно-краткими формулировками и не собирался. И даже более того – судя по спокойствию и настроению, он ждал моего визита.
– Тебе мотивацию или стимул? – поинтересовался полковник, переходя на ты.
Вопрос явно с подвохом. Мотивация – это самостоятельное движение вперед к развитию; позитивное побуждение. Стимул – это тоже побуждение двигаться вперед, но негативное. Потому что стимул – изначально латинское название остро заточенной палки пастуха-погонщика, которой он задавал овцам направление движения.
– Если есть возможность и мотивацию, и стимул, – не стал я излишне скромничать.
Николаев отметил это очередной легкой иронической улыбкой. Отставив бокал в сторону, он поднял правую руку, и его кисть объяло темное пламя. Посмотрев мне в глаза несколько секунд, он поднял левую руку, которая мгновением позже оказалась окутана пламенем уже обычного огня.
Как он это делает? – мелькнуло удивление у меня сродни тому, что испытал недавно после действий Наденьки. Впрочем, едва встретился глазами с полковником, ответ нашел.
Господи, как просто все – глаза его были обычными. Безо всякого следа оранжевого отсвета стихийной силы. А это значит, что и Источник его сейчас пуст.
В прошлый раз во время начала его демонстрации я удивился, как Николаев смог до момента работы со стихией скрывать энергию в источнике. Ведь во время начала лекции глаза у полковника были обычными, человеческими; и только потом оказались подсвечны сиянием стихийной силы, показывая наличие энергии в Источнике. Но как оказалось, это была просто маскировка – ничего Николаев не скрывал.
«Зачем скрывать стихийную энергию в Источнике, когда у тебя ее нет!» – удивительно в тему догадки подсказал внутренний голос, подогнав в памяти примерно подходящую картинку известного мема от майора Пейна.
Одаренные работают с силой, накопленной в собственном резервуаре, Источнике. Будучи размером Источника и ограничены.
Одержимые используют силу Тьмы, запас которой безграничен, вопрос лишь в возможностях концентрации для ее управления.
Николаев брал энергию стихийной силы Огня не здесь, не в этом мире. И не был ограничен размером собственного Источника. Черт! – лишь постепенно я начал понимать масштаб знания. Это что получается, он может беспрепятственно спалить целый город, а после попросить еще набор целей?
Это же… это же уже владение магией уровня Бог. Без шуток – тот же Великий потоп мог устроить сумевший освоить подобную способность одаренный повелитель стихии Воды. И если мои догадки верны, сидящий передо мною человек божественный – впервые я полностью понял смысл определения homo deus, может на завтрак устраивать любым Помпеям последние дни в неограниченном количестве.
Прерывая мои мысли, Николаев заговорил, отвлекая.
– Во время проведенной группой капитана Измайлова эвакуации из Высокого Града ты был поражен и заражен истинной Тьмой. От заражения тебя избавили княгиня Анна Николаевна, и ее дочь княжна Анастасия.
