Потом — вышел на связь Единица, Металл-один и доложил, что видит две расстрелянные машины в низине. Раффлс приказал увеличить скорость и всем собраться в одном месте. Сосед так и сделал — и вскоре увидел покрытый пылью, изуродованный привязанными со всех сторон пучками травы Пинцгауэр…
Увиденное в низине — подтвердило самые худшие предположения…
Две машины — стояли одна в двадцати ярдах от другой. Пикап и внедорожник. Даже отсюда было видно, что машины подверглись обстрелу из автоматического оружия. На багажнике Ниссана — был виден пролом от пули не меньше чем пятидесятого калибра. Все стекла — вынесены, машины стоят на ободах.
— Ублюдки… сухо сказал стоящий на верхотуре Раффлс, опуская винтовку, прицел которой он использовал в качестве бинокля — Григгс, давайте вниз. Проверьте, что там.
— Сэр, муджики могли заминировать машины — сказал Сосед. Он понимал, что здесь никто, сбоку припека — но в САС было принято высказывать свои соображения, даже если они шли вразрез с мыслями офицеров.
Раффлс посмотрел на новичка, махнул рукой
— Григгс, вперед. Осторожнее…
Мотоцикл покатился вниз по очень пологому склону…
— На пулеметах готовность — отдал новую команду Раффлс — прикрываем Григгса.
Приказ исполнили. Соседу оставалось только сидеть и смотреть.
Мотоцикл остановился ярдах в тридцати от расстрелянных машин. Григгс соскочил с мотоцикла, держа наготове автомат.
— Григгс, что видите? — запросил командир группы
— Следов боя нет сэр, машины сюда притащили. След на юго-юго-восток, как минимум две машины.
— Есть выжившие?
— На первый взгляд нет, сэр…
— Проверьте. Осторожнее.
— Босс, пусть привяжут веревку к двери и дернут! — вмешался Дюк — машины могут превратить в ловушки для тех, кто за ними придет.
— Григгс — запросил по рации Раффлс — есть мнение использовать веревку. Машины могут быть опасны. Действуй на усмотрение.
— Вас понял, сэр!
Через прицел своей винтовки — Сосед наблюдал, как боец их передовой группы развернул тросик, забросил что-то вроде кошки и дернул, чтобы открыть дверь в Ниссане. Дверь открылась на удивление быстро, она вообще не была заперта.
— Григгс, что там у вас?
— В машине и на земле следы крови. Следы волочения. Кажется…
Видно было, как Григгс полез внутрь машины.
— Нет! Мать вашу, нет! — мучимый дурными предчувствиями заорал Сосед.
Вдалеке, в паре сотен ярдов сильно и глухо хлопнуло — и облако пыли скрыло брошенные машины.
— Твою же мать!! — заорал кто-то.
Чужая земля
Река Евфрат
Утро, день пятый
Последние пару сотен метров — снайпер полз как во время учений. На нем не было маскировочного костюма Гилли, от него ужасно воняло болотом и он понимал, что даже эта вонь — может его выдать. Но выхода у него не было — по степи, без машины, без поддержки он не пройдет — его просто растерзают хищники. Стаю гиен не остановить его винтовкой, максимум он положит трех — четырех, остальные разорвут его. Любые скотоводы его или пристрелят или отдадут боевикам. Ему нужно раздобыть машину — иначе он труп…
Он не знал, сколько там боевиков, но полагал, что достаточно, более чем. Его единственным козырем была винтовка. Он понимал, что шансы выжить в предстоящей перестрелке — процентов тридцать, не больше. Но сознательно ставил свою жизнь на кон — потому что больше ему ничего не оставалось…
Внезапно — он увидел место, от которого можно стрелять. Дерево, в которое ударила молния, расколов и воспламенив его — сейчас от него остался только обгорелый ствол, из-за сырости огонь дальше не пошел. Ствол — и послужит ему упором и одновременно — укрытием…
— Аллах свидетель, я не понимаю, чего ты от меня хочешь, Нурулла…
Две машины стояли одна напротив другой. Русский КамАЗ 4310, здоровенная, с колесами почти в человеческий рост, проходимая и неприхотливая машина, кабина и кузов которой были кустарно укреплены листами прочной стали и бронеплитами стоял носом к новой Мекке на вытоптанной колесами машин дороге идущей параллельно Евфрату. На кабине — вставшим на передние лапы псом красовался переделанный в ручной пулемет ПКТ, но у пулемета никого не было, потому что кто-то обыскивал дельту Евфрата, а кто-то — участвовал в терке, которая происходила параллельно с этим. Метрах в тридцати впереди, носом к КамАЗу и кормой к Мекке — стоял пикап Мицубиши-200 со спаренной кабиной. Вооружение было намного более серьезным, чем на грузовике — пулемет ДШКМ на турели. Но около него тоже никого не было, потому что все люди, приехавшие на этой машине — тоже участвовали в разборке. Пока вербальной, хотя в любой момент она могла перейти в перестрелку. От этого — обе стороны удерживало только то обстоятельство, что за перестрелкой и убитыми — с обеих сторон последует кровная месть, в которую будут вовлечены не только те, кто непосредственно участвовал в бойне — но и их дети и внуки и возможно — правнуки. На Востоке — никогда не уважали закон, отсутствие преступлений поддерживается лишь страхом перед тем или иным возмездием. Но переговоры хоть и на словах — шли достаточно напряженно и ненависть, повисшую над этим местом словно грозовая туча — можно было почувствовать лишь встав рядом.
Нурулла, сорокалетний здоровяк, бывший пакистанский спецназовец, сейчас удобно держащий на сгибах рук автомат АКМ с подствольным гранатометом — недобро улыбнулся в шикарные усы.
— Я всего лишь хочу, Абу, чтобы ты соблюдал слово, данное тобой два года назад в присутствии Аллаха.[147] Чтобы ты не разъезжал по моей земле, не пугал скот и людей и не сеял здесь харам.
— Вся земля принадлежит одному лишь Аллаху! — ощетинился невысокий бородач
— Да, но это не дает тебе права топтать мою землю. Я правоверный, как и ты сам — и сам разберусь с моими делами с Всевышним. Что ты здесь забыл?
Вообще то — ситуацию можно было бы разрулить в одно мгновение. Для этого Абу, помощнику и доверенному лицу «генерала» Доста, который на самом деле был сержантом Афганской народной армии перед тем, как уйти к талибам — достаточно было просто сказать, что на реке могут быть англичане, англизы, они только что наведались в Новую Мекку и много там убили. Но если бы Абу так сказал — он бы потерял намус перед своими людьми. Намус — сложная социальная категория, общая для всего Востока, первоначально это слово означало принятость в своем племени и одновременно некое иерархическое положение в племени. На русский — это обычно переводят как «честь», хотя это понятие сложнее. Скорее это понт — отношения в племени больше напоминают отношения в подростковой группировке — каждый мужчина должен доказывать, что он мужчина, поддерживая свой намус зазнайством, вызывающим поведением и порой дикими выходками. Пуштуны — а Абу был пуштуном — как любые горцы стараются при встрече «нагнуть» собеседника, заставить его смириться, принять чужую линию поведения.[148] Мужчина в племени — только тот, кто умеет подчинять. И если русский или англичанин или американец, обнаруженный на чужой земле не будет считать ущербом для собственной чести объяснить, как он здесь оказался и зачем — то для Абу это было неприемлемо. Мы здесь, потому что мы здесь — вот все, что он мог сказать, не потеряв свой намус.
