докажу. Ничего-о-ошеньки не докажу.
Я вспомнила, как добиралась на занятия к Натану Соломоновичу через центр, на сорок шестом автобусе, который шел мимо Михайловского замка, Марсова поля и Летнего сада. В салон вошел немытый человек, от которого отворачивались пассажиры. Никто не хотел его замечать. Я до сих пор думаю, что более уместной маскировки просто не придумать: люди боятся смотреть в глаза олицетворению бедности и бездомности, выраженной в отдельно взятом человеке. В этом же автобусе ехал турист, который не представлял, на какой остановке нужно сойти. Он пожаловался, что так и не смог разобраться с местной картой и не представляет, где находится. Кондуктор замотала головой и сообщила, что она не имеет понятия о деталях маршрута, на который ее перевели совсем недавно, а потому она ничем не может помочь. В глазах бездомного зажегся огонек, и он принялся рассказывать про каждую достопримечательность самые интересные факты, сообщил названия остановок и пообещал, что подскажет, где нужно сойти. Гость Петербурга оказался очень растроган – ему провели совершенно уникальную экскурсию и помогли найти дорогу до его отеля.
Женщина вернулась к созерцанию чужих окон в темноте, но ее фигура почему-то ужасно напомнила мне доброго старичка из автобуса. Что-то в них было неуловимо похожее. Богатый жизненный опыт, скрытый под непритязательной на первый взгляд оболочкой, эта невидимость, из-за которой все горожане равнодушно отводили взгляды в сторону…
Когда я добралась до кухни и завела разговор о женщине с тележкой вещей, Гилиад лишь развел руками:
– Местные считают ее городской сумасшедшей, но на деле эта дама в возрасте просто со странностями. Она возит с собой только тетрадки, в которых тщательно записывает каждый свой день – то, что услышала по радио, то, что сказали соседи, и новости, оказавшиеся в газетах, а также то, что увидела и подслушала, наблюдая за местными жителями. Команда зачистки несколько раз меняла ей память, и женщина не может помнить ничего волшебного или инфернального. Записи многочисленных страниц подтверждают мою гипотезу. Вообще, Лизавета больше по теориям заговора. Пытается объединить события, между которыми нет никакой связи… И свет ей отключили, потому что в газете написали про смерть мэра. И шпионят за ней, потому что на телевидении вышло интервью с краеведом, сотрудником музея… У нее много суждений, я не разбирал все ее записи. Но в этом и нет нужды. Просто у Лизаветы развито воображение. У меня есть версия, что она хочет писать фантастические книги и ищет сюжеты, заимствуя их из жизни и наполняя вымыслом. А пока просто собирает материал. Такой пока еще не признанный Стивен Кинг местного разлива.
Наверно, в каждом населенном пункте есть свои приметно-неприметные люди, про которых слагает городские легенды только молодежь – юноши и девочки пограничного возраста. Не взрослые, но и уже не дети. Почему-то именно подростки смотрят куда пристальнее всех прочих людей и видят все события насквозь, без флера от розовых очков детей или серых оттенков взрослости. Прошла пара дней, и я, как и многие, отодвинула на задний план мысли о Лизавете и черновиках ее невероятных романов.
Жизнь потекла своим чередом, когда я наконец научилась вести бизнес маленькой, но гордой конторы под названием «ЭкоДом». Мне потребовалось чуть меньше недели, чтобы разобраться, как заполнять бесчисленные бланки и отчеты, как общаться с клиентами и грамотно переделать сайт. Вообще, изначально интернет-страничка «ЭкоДома» со всеми своими кислотными рекламными надписями, всплывающими из-за угла экрана, выглядела немного жутковато. Когда я решила, что хуже уже не будет, сообщение о скидке для постоянных покупателей начало пульсировать, увеличиваться и покрываться звездочками, удивительно похожими по цвету и фактуре на пятна ветрянки или бубонной чумы. Мое противостояние с Гилиадом, утверждающим, что «здесь все так ведут бизнес», закончилось полным ребрендингом и переходом на светлую сторону цветовой гаммы. В один из вечеров я сделала макет новой вывески и логотипа компании в фисташково-серебристых оттенках.
На следующее утро я ожидала курьера из типографии с плакатами, а вместо этого встретила на пороге буквальное воплощение той жизни, которую оставила позади. Сероглазый нестареющий юноша с волосами, убранными короной, не мог отвести от меня взгляда. Через секунду в дверном проеме показался мой белый красноухий пес, смущенно склонивший голову набок. Я почти слышала, как вращаются шестеренки в его песьем мозгу – одни механизмы говорили: «Поставь ему свои лапищи на плечи», а другие твердили: «Не стоит безоговорочно доверять сильным мира сего».
– Здравствуй, – я разрушила молчание, которое показалось мне слишком морозным и неуютным. – Ты пришел, чтобы снова задать свой главный вопрос?
Король эльфов покачал головой, и в ответ за его спиной зашумели кроны деревьев. Кажется, они аплодировали.
– Я пришел к некроманту, с которым вы ведете здесь дела. Я здесь с неофициальным визитом. Не будь здесь тебя, я бы сначала навестил Совет волшебников. Мне не хотелось подставлять тебя под удар и запускать веретено бюрократических разборок.
– Я ценю это.
Араун-младший обнюхал мантию Арауна-старшего и потерся об складки ткани белым боком. Так все животные мира испокон веков через людей передают друг другу быстрые послания.
«Мы могли бы быть хорошими друзьями, – подумала я. – Проклятье, ну почему все так сложно?» У короля эльфов было все то, что я больше всего ценила в близких людях, – чувство такта, отличное воспитание, безоговорочная верность. Если бы мы общались больше, он смог бы понять меня, а это, как известно, первый шаг к развенчанию того образа, который люди придумывают, глядя на тех, кто им нравится.
– Сделать тебе травяной чай? – Я не стала говорить Арауну, что полюбила заваривать травы после нашего знакомства. – Гилиад пока на задании, но должен скоро приехать.
– Да, пожалуй, – согласился собеседник, осматривая фойе, занятое моим рабочим столом и небольшим выставочным стендом продукции «ЭкоДома». – Ты могла бы править целым миром, но выбрала совсем другую жизнь. Я уважаю твой выбор, но он меня ранит.
Араун, дождавшись моего кивка, сел на краешек кресла в маленькой зоне для посетителей. Я достала из ящика две кружки и пакет с сушеными цветами календулы, апельсиновыми корками и цукатами. Невысказанные слова повисли в воздухе – нам обоим было понятно, что я променяла жизнь, полную почета и ответственности, на незавидную участь стажера и второй скрипки. Внезапно даже электрический чайник, ютившийся на моем рабочем столе, потому что его оказалось больше некуда поставить, стал свидетельством моей несостоятельности.
– Я слышал, что ты закончила свое обучение на некроманта. Тебе недостает практики, но ее будет просто неоткуда взять, если ты закопаешься в этих бумагах и не будешь
