– Может, отстанут, – пробормотал Тимар.
Но когда кони снова завизжали, а веревка натянулась, бессильно выругался.
Я сидела, вцепившись в гриву Звездочета скрюченными от сырого ветра пальцами. Местами кожа стала синюшной, но боли я не чувствовала, понимая, что, если начну падать, Тимар при всем желании меня не удержит. И даже если я не расшибусь о камни, то остановка будет смерти подобна. С каждым гаснущим лучом умертвия двигались все быстрее, становились все нахальнее.
Я не сразу поняла, что безумная гонка, наконец, закончилась – только полыхнуло зеленым за спиной да разнесся противный запах паленых волос – одно из умертвий собрало себя из женщины.
Тяжело дышащий Тимар отпустил поводья, позволил коню перейти на шаг.
Впереди зазвонил, забил колокол, и обманчиво-тихая деревушка вдруг ощетинилась копьями и арбалетами.
– Кто такие? – вышла из полумрака темная фигура.
– Тимар Орейо, оруженосец лорда Стефана. С подопечной. – Чуть сдвинул рукав, и на запястье мигнула серебряным татуировка Младшего Рода.
Говоривший сразу сбавил тон.
– Добро пожаловать, господин Орейо. Ужин? Постель?
– И корм лошадям, – кивнул парень. Спешился.
Капитан гарнизона, он же управляющий, дал отмашку, отпуская солдат. Несколько человек сразу подошли к лошадям, кто-то побежал вперед с приказом об ужине.
– Я могу спросить, где остальной отряд?
– На нас напали хлады. Выжить удалось только мне и Ли… И Лауре.
– Хлады? – поразился управляющий. Даже остановился, приподняв факел. В желтовато-красном свете я разглядела высокий лоб над крючковатым носом.
Тимар презрительно скривился.
– Капитан, у вас на дороге умертвия маршируют! Будьте уверены, я обо всем доложу виконту, а стоимость трех лошадей, которых они заели, будет вычтена из вашего жалования!
После такой отповеди с нами больше никто не заговаривал.
Жена, а может, и любовница капитана встретила нас на пороге двухэтажного дома, рассыпалась в приветствиях, но, натолкнувшись на суровый взгляд мужа, замолчала. Полила нам на руки горячей воды, расставила на столе тарелки с холодным мясом и рагу, лепешки. Сидр для Тимара и чиар для меня.
– Прикажете приготовить госпоже отдельную комнату?
Я замотала головой, и Тимар, устало улыбнувшись, отказался.
Излишней чистоплотностью я тогда не страдала и уснула, едва голова коснулась подушки. Вымывшийся в тазу Тимар покачал головой и подоткнул вокруг меня одеяло.
– Дикарка, – не то послышалось, не то приснилось мне.
Той ночью ко мне впервые пришел граф.
– Здравствуй, Ли-и-ира. – И тяжелое дыхание, переходящее в хрип.
Я сижу в углу спальни, прямо под открытым окном, и морозный ветер развевает передо мной тонкие газовые занавески.
– Ли-и-ира-а-а… Где ты, малышка…
Его ноги не двигаются, но граф перемещается по комнате, сжимая в руке серебряную лилию. Я вижу распахнутую дверь за его спиной, понимаю, что надо бежать, прямо сейчас, пока он стоит вполоборота и смотрит на кровать, больше похожую на алтарь для отпевания мертвых. Но ноги не слушаются, я не могу даже пошевелиться, а он все ближе, ближе, ближе…
– Ли-и-ира-а-а…
Я проснулась от собственных воплей, перебудив весь дом.
Подскочивший Тимар, выхватив кинжал, стоял в боевой стойке, выискивая опасность, хлипкая дверь тряслась от стука, а я, сорвав голос, продолжала сипеть, не понимая, где сон, а где явь.
Не помню, что говорил Тимар взволнованным хозяевам, как успокаивал меня, как тряс, будто куклу, заставляя вынырнуть из липких объятий кошмара. Ужас не прошел, просто в какой-то момент я начала соображать, что подо мной не пол, а постель, перед носом не туманные гардины, а побледневшие веснушки Тимара, графа нет, он мертв, а я жива. И даже его умертвие меня не достанет, потому что тело уже отпели.
– Прости, – прошептала я, вцепившись в руку парня.
Он даже не заметил, что я обратилась к нему на «ты», гладил по волосам, вытирал слезы ладонью, чуть жестковатой от мозолей.
– Что тебе приснилось?
– Он.
Тимар как-то сразу понял, кого я имела в виду.
– Он больше ничего тебе не сделает. – Паж сжал мое лицо между ладонями. – Понимаешь? Ни-че-го. Он умер, его больше нет. Не плачь, маленькая.
Я кивала, соглашаясь с ним, и комок в горле таял, позволяя дышать, а не хватать воздух, как вытащенной на берег рыбе.
Утром жена управляющего заварила мне какой-то успокаивающий сбор, пахнущий полынью. Горький до ужаса. Я хлебнула и отставила, скривившись. Тимар прыснул, увидев мою перекошенную физиономию, и, наверняка из вредности, заставил все выпить и даже в дорогу попросил приготовить эту настойку. А потом, помявшись, спросил, нет ли чего обезболивающего.
– Дальше дорога будет безопасной.
Звездочет шел неторопливой рысью, Тимар покачивался в седле, а я, завернутая вместо облезлой шкуры в плащ, разглядывала окрестности. Мне, привыкшей к скалам вокруг княжеского замка, было странно наблюдать холмы и низины. Горы тоже были, но вдалеке. Они окаймляли долину – не то защищали ее, не то, наоборот, брали в кольцо. Снег превратился в грязь, чавкающую под ногами коней и колесами встречных повозок. Мы проезжали мимо хуторов и шахтерских деревень, я даже видела стены городов. Ночевали в домах рыцарей, свободных от службы, либо у отслуживших уже ветеранов, получивших хлебную должность, и везде нас встречали если не с радушием, то с почтением точно. Иногда дарили подарки, сопровождая их просьбой замолвить словечко перед новым графом Йарра. К моменту, когда на рукотворном холме показался замок, у меня было два новых платья, туфли, три пары сапог, новый плащ и две куклы. Тимар предпочитал принимать подарки в денежном эквиваленте.
– Ну как тебе? – спросил юноша, придержав поводья. – Жуткая безвкусица, правда?
Я замычала, пытаясь подобрать слова. Замок больше походил не на крепость, а на мятный пряник, облитый сусальным золотом. Белые колонны, увенчанные капителями, воздушные арки, нагромождение мостиков и декоративных зубцов, мраморная облицовка, даже рва не было – вместо него навесной мост шел над узким ручьем, местами покрытым пористым льдом.
Но намечающиеся перемены были уже налицо: визжали пилы, уничтожая парк, лазали по стенам рабочие, сбивая молотками наляпистые украшения и обрывая плети плюща; слева, в стороне от подъездной дороги, громоздились камни для возведения крепостной стены.
Где-то там, в этом пока еще пряничном домике живет маг с изменчивым прищуром узких глаз и его господин, так ненавидевший родного брата, что пощадил убившую его девчонку. «Ну ладно, пусть живет».
– Мне страшно, – призналась я Тимару.
– Не бойся, – щелкнул меня по носу парень. – Все самое страшное позади. Пошел! – толкнул он коленями Звездочета, посылая его в галоп.
Я подставила лицо почти по-весеннему теплому ветру, загадав: если первым, кого мы встретим, проехав ажурный мост, будет мужчина, то все будет хорошо. Честно говоря, хотела подкузьмить судьбу – ну кого еще, как не стражу, мы увидим у караулки? В крайнем случае, рабочих, роющих котлован для фундамента стены.
Внезапно Тимар натянул поводья, заставив Звездочета перейти на шаг вдоль обочины. Я удивилась – обычно дорогу уступали нам.
Выбивая копытами комья земли, навстречу неслась кавалькада всадников – вороные кони, развевающиеся за спинами плащи. Они даже не притормозили около нас, лишь мазнули равнодушными взглядами. А потом у скакавшего впереди свалился капюшон, и длинные рыжие волосы заструились роскошной волной, как хвост огневки.
Три года спустя
– Лаура, Синтия, Рина, Эли – на вас спальни для гостей. Убрать чехлы, проветрить комнаты, принести чистое белье, развесить гобелены, портьеры выбить. Ковры внесете последними. Комнаты, на дверных ручках которых я привязала пряжу, – для леди, туда ковры помягче и цветы в вазы. Все понятно?
Мы синхронно кивнули.
– Тогда за работу! До приезда князя осталось всего ничего! – Госпожа Миара, наша экономка, ушла, позванивая ключами на поясе.
На ней были праздничный обед и подготовка комнат для гостей, прибывавших в замок на праздник Излома Лета, и в общем-то спокойная женщина превратилась в фурию. Она носилась по замку не хуже родового призрака, бренчавшего кандалами в картинной галерее, появляясь в самых неожиданных местах и выплевывая задания быстрее новой модели арбалета, опробованной графом на прошлой неделе. Чем-то она напоминала мне старую Магду, повариху на низкой кухне в замке князя Луара. Такая же полная, с бьющей через край энергией и своей собственной справедливостью – могла надавать плюх за пролитое вино и, наоборот, прикрыть от наказания за разбитый сервиз.
