тебя уверяю — были журналисты, которым вполне это удавалось, — внутренне холодея от аналогий, произнес я. — Главное — не пучь глаза, не носи черную рубашку и не размахивай сильно руками…
— А? Что? Опять какие-то твои исторические приколы?
— О, да… Просто обхохочешься. Журналисты — полбеды, главное художников в политику не двигать. Вот тогда самая дичь начинается обычно… — я зевнул. — Ладно, Евгений, с тобой тут хорошо, но и сон сам себя не увидит, пора мне уже на боковую…
— И что — просто вот так пойдешь спать? Ну, ты железный человек…
— НЕТ, — откликнулся дракон. — МЫ — ХЛАДНОКРОВНАЯ ТВАРЬ.
— Спокойной ночи, — сказал я, поднимаясь по лестнице. — Не засиживайся тут, нам нужны бодрые и выспавшиеся предводители!
* * *
Иногда я думал, что разбогатеть стоит для того, чтобы заиметь себе нормальную ванную. Метра два в длину и метр двадцать — в ширину. При моих габаритах для того, чтобы опустить голову в воду, лежа в стандартной ванной, приходилось задирать ноги на стену. Только в этом случае уши были погружены полностью, а волосы и борода расплывались по поверхности воды, аки львиная грива. А мокрые ноги — мерзли. Издержки долговязой конституции!
Гудение мобильника достало меня в этот самый момент, так что я едва не утоп, от неожиданности булькнув в воду вместе с лицом, носом и всем остальным, а потом, отплевываясь и отфыркиваясь, мокрой рукой ухватил телефон. Звонил Холод!
— Алё! — заорал я, включая громкую связь и возвращая телефон на положенное место: крышку унитаза.
— Ну, ты свиреп, Пепел! — голос главного вышемирского мафиози звучал весело. — Я думал — ты разворошишь муравейник, а ты поджег его, растоптал муравьев и нассал сверху, а-ха-ха-ха! Кстати — если мы откроем официальный бойцовский клуб, ты не будешь против?
— Что⁈ — я имел право на злость, он ведь форменным образом издевался надо мной! — Не буду ли я против⁈ Если бойцы будут совершеннолетние и не станут обижать маленьких детей, а еще — вы официально их трудоустроите, оформите страховку и дадите соцпакет — я вам еще и спасибо скажу. Могу даже в ножки поклониться за создание высокооплачиваемых рабочих мест для вышемирцев…
— Однако! — озадачился Холод, вернув мне мое слово-паразит. — Ты же не серьезно сейчас? Мы же не будем с тобой бодаться из-за этой темы?
— Гос-с-споди Боже, знаете, какая у вас сегодня планида в моем отношении? Обламывать! Второй раз уже, второй раз! — сначала — Яся, теперь — ванная… Холод определенно заслуживал звания «великого обломателя». — И вообще — ночь на дворе, неужели у вас других дел нет, кроме как меня драконить?
— Драконить? Какое интересное слово… Ладно, ладно Георгий Серафимович, я тебе на следующей неделе позвоню, есть еще кое-какая история по твоей части, но пороть горячку я не буду, все разузнаю досконально. Мы ведь продолжим сотрудничать?
— Продолжим, — кивнул я, хотя прекрасно понимал, что он никак через телефон мой кивок не увидит. — Пока вы не переступите границу. Или пока не сочтете меня слишком неудобным.
Он немного помолчал, переваривая услышанное.
— А что будет, когда я сочту тебя слишком неудобным? — уточнил криминальный босс.
— Конечно, вы попробуете меня убить. Но у вас вряд ли получится. А потом вы пригласите кого-то со стороны, и дай вам Бог рассудительности натравить этого кого-то на меня за пределами Вышемира…
— Хм! Ты странный человек, Пепел, — сказал он и отключился.
Кто еще тут странный⁈ Тоже мне — нормальный нашелся. Это Холод-то!
Я выдернул пробку из сливного отверстия и еще некоторое время лежал, пока уровень воды в ванной не стал критически низким. А потом — вытерся и пошел спать. Супергерои тоже хотят спать, вообще-то!
* * *
Глава 4
Олимпиадное движение
Те, кто думает, что учителя на каникулах не работают — категорически ошибаются. Ну ладно, не категорически. В конце концов, в школе на каникулах в двести раз тише, чем во время учебных занятий. В кабинете — прохладно, чисто, стоят ровные ряды парт, на полках аккуратно разложены стопки с учебными пособиями, атласами и картами, доска — без единого мелового развода… Пол — чистый и блестит, без грязных следов и черных полос от резиновых подошв. Можно спокойно разобраться с документами, подчистить хвосты и дозаполнить бесконечные таблички и списки, разобрать папки с планами, раздаточным материалом и бес знает с чем еще.
Время растягивается, рабочий день из сумасшедшей эстафеты от урока к уроку превращается в размеренную прогулку, что-то типа скандинавской ходьбы. Кто-то заходит, рассказывает школьные новости, что-то спрашивает, уходит — ритм замедляется ровно настолько, насколько уменьшается и уровень шума.
Ко мне заходил Джабраилов — математик, чтобы пошутить свои джабраиловские шуточки: про девушек-коллег, зарплату и бесконечные бизнес-планы, которыми он просто фонтанировал и, что характерно, периодически реализовывал. Потом прицокала на каблучках учительница эльфийского, Елена Владимировна — она прямо ртом сказала мне, что ей нужна пара полок для рабочих тетрадей и документации, вот дела! Конечно — я освободил ей эти полочки, почему бы и нет? Сам когда-то был в роли свахи переездной, в начале своей педагогической карьеры там, на Земле. Есть некоторое понимание, да и вообще — копаться в моем столе от широты душевной она перестала. И парня, кажется, нашла — какого-то широкоплечего пожарного. Пожарный — это хорошо, это надежно. Пенсия, опять же, льготная. Не то, что всякие учителя. Но за каким бесом ей каблуки на каникулах — вот это осталось для меня тайной за семью печатями.
После этого я принялся подкручивать плоскогубцами и отверткой расшатанные ребятами столы и стулья и настроился на совершенно мирный лад. Однако пришел Кузевич.
— Георгий Серафимович, я это… — Ваня мялся у входа.
— Заходи, бери отвертку, подкручивай, — сходу взялся за него я.
Парень неплохой, только без царя в голове. Батя у него мужик правильный и зарабатывает много, вроде как даже — горный инженер, но постоянно пропадает на Северах не то в командировках, не то — на вахтах. Может быть, поэтому у сына малость не в ту степь голову и наклонило, похоже — хочет доказать всем, а в первую очередь — себе, что он настоящий мужик. Вот и отвертку взял, и тут же принялся проверять, на каких стульях спинка шатается и сидушка отходит.