не только дворянам, но и последней горничной, редко смотрящей или слушающей новости. Кстати, Настя вела тогда себя очень странно: едва ли не пела от радости. — Так вы тот самый…
— Наконец-то вы вспомнили о вежливости, — усмехнулся Никита. — Конечно же, Настя, как и Ольга, не мои родные сестры, и даже не родственницы побочной ветви. Но меня с ними связывает очень многое, чего иногда не хватает настоящим братьям и сестрам. Поэтому я здесь, и защищу Настю всеми возможными средствами.
— Наш брак освящен перед церковным алтарем, — напомнил Семен, криво улыбнувшись. Ему не понравился тон Назарова. — Поэтому, нравится моей жене или не нравится, как я себя веду — мы вместе до самой смерти. Ваши ведические каноны, господин барон, я не собираюсь соблюдать.
— Я могу устроить так, что уже через год Настя скинет траурные одежды, — пожал плечами Никита. — Мне не трудно.
Подшивалов побледнел. Угроза была недвусмысленной. Сболтнешь языком лишнее — и тут же эти твари заберут тело и душу в свою преисподнюю. Господи, как же здесь холодно!
Его взгляд метнулся к еще одному человеку, стоявшему поодаль. Семен узнал его. Губы свело от злости.
— А! Я понял, откуда ветер дует! Папаша мой решил укорот дать! Уже давно на меня компромат собираете! А тот тип, что за вашей спиной, барон, убил двух моих людей! Так вы все заодно, вместе!
— Ваш отец еще не знает, в какую яму вы упали, господин Подшивалов, — Никита даже не стал оглядываться, поняв, о ком идет речь. — Поэтому выбирайте один из вариантов. Либо мы сливаем всю информацию о ваших художествах Главе Рода, либо вы добровольно разводитесь с Анастасией Викторовной по причине ее невозможности к деторождению. Второй вариант предпочтительнее. Вы получите свободу и вернете все акции в личное пользование. Без оглашения печальных событий. Я даю слово дворянина, что никто и никогда не узнает о произошедшем.
— Невозможности к деторождению? — Семен пропустил последние слова Назарова, потрясенно глядя на бесстрастного барона и его адвоката, присевшего на свободный стул и деловито щелкающего блестящими замочками кейса. — Вы о чем сейчас?
— Вы не знали, что Анастасия не может рожать? — удивился Никита. — Мне очень не хочется обсуждать эту деликатную тему, но вынужден раскрыть приватную информацию.
— Мы уже почти четыре года живем вместе, но Настя никогда не заводила разговор о своем недуге, — как-то обмяк Семен и тут же встрепенулся, глаза его засверкали. — Если это так, то я могу дать развод. Какой смысл супружества без детей?
— Не лицемерьте, Подшивалов, — Никита ощутил, в какую гадливую субстанцию погружается. Аура Семена покрылась тонким налетом черноты и грязно-бурых разводов, расползшихся по всему энергетическому контуру. — Для вас важнее сохранить свою репутацию честного дворянина и вернуть потерянное, чем любить человека, доверившегося вам. Впрочем, нравоучения не собираюсь читать. Геннадий Митрофанович!
— Вы читали брачный контракт, Семен Аркадьевич? — поинтересовался адвокат, держа в руке скрепленные листы договора.
— Да. Я же его подписывал, — сдерживая злость на слова барона, откликнулся Подшивалов.
— Пункт седьмой, подпункт «вэ», — адвокат пролистнул пару страниц. — Это к случаю невозможности деторождения. Если к определенному сроку ваша жена не родит наследника Рода, то каждый из вас имеет право расторгнуть брак. Церковь, кстати, не станет чинить препятствия для оного согласно последней доктрине от тысяча девятьсот тридцать пятого года. Хотя, вы могли бы взять на воспитание детишек из сиротского приюта… Это даже зачтется вам.
— Нет, — ожидаемо для Никиты ответил Семен. — Не мое это… воспитывать чужих детей. Дар передается по крови, а если я начну набирать детей из приютов, потеряю старшинство после смерти отца. Говорил я папаше, что надо по ведическому кону жениться. Я бы тогда еще одну или две жены в дом ввел. Как вы, барон…
— Он не согласился, — кивнул Никита. — Ну… это право родителей.
— Папаша и здесь обхитрил меня! — нервно рассмеялся Подшивалов, поерзав на кресле, чтобы хоть как-то ослабить тяжесть невидимого груза на плечах. — Это его задумка, точно! Так выходит, он знал про недуг Насти!
«А Сема не дурак, сразу сообразил, — подумал Никита. — Ну, а как еще? Ведь контракт составляли адвокаты Главы Рода. Ясно, что про этот пункт парень не знал и тоже пропустил его, не читая».
— Отец не был в курсе этих проблем, — волхв жестко пресек дальнейшее развитие мыслей Подшивалова. — Разве Настя могла открыться столь откровенно перед человеком, не принимающим выбор своего сына?
— Пожалуйста, ознакомьтесь с официальным заключением Целителя по поводу здоровья Анастасии Викторовны, — адвокат подошел к Семену и протянул ему бумагу с водяными знаками.
— Гербовая? — удивился Семен и внимательно прочитал сверху донизу. — Целитель — Ольга Хомутова? Почему заключение дает сестра? Это может потянуть на сговор!
— А фамилии ниже видите? — поинтересовался Геннадий Митрофанович, уже давно понявший, что клиента надо додавливать, пока ночь не сменилась утренними сумерками. — Профессора Кошкин и Цулукидзе явно не из тех людей, которые станут рисковать своей репутацией ради развода двух человек, которых они знать не знают.
— Я их тоже не знаю, но для официального обращения в церковь вполне сойдет, — Семен с трудом выпрямил затекшую спину. Барон Назаров до сих пор не снял «путы». — Значит, в обмен на Настю вы клянетесь отдать мне все акции, проигранные в ходе карточных игр и никогда не придавать огласке мои… ошибки?
— Я не даю клятв посторонним людям, — холодно ответил Никита, а вернувшиеся из инфернальных далей демоны встали за его спиной, демонстративно скрестив ручищи на груди. — Моего слова должно быть достаточно. Не забывайтесь, с кем разговариваете. Завтра утром вы вместе с Анастасией Викторовной пойдете в Благовещенский приход и объявите о расторжении брака. Понимаю, что для сестры эта процедура будет унизительна, и потому предупреждаю сразу: если хоть одна газетенка напечатает об истинной причине развода, или же слухи поползут по городу и начнут порочить честь семьи Хомутовых, я сверну вам голову, господин Подшивалов. Точнее, один из моих слуг. Неохота мне руки марать.
Демоны оскалились в улыбке, и Семен содрогнулся, заметив во рту одного из них — бледно-фиолетового, словно вмороженного в лед — блеснувшие фиксы.
