– Кажется, я начинаю понимать, – кивнул Эрланд. – Ты хочешь втравить этого Виктора в противостояние с Нидудом, а заодно и поссорить его с отцом. Но какова моя выгода в этом деле?
– Если Виктор победит, чего я тоже не исключаю, то ты избавишься от ненавистного тебе старика, ну а если удача все-таки будет на стороне Нидуда, ты спокойно можешь приписать себе заслугу в том, что заманил любимого сына Вёлунда в капкан. В обоих случаях ты останешься в выигрыше.
– Но если Виктор убьет Нидуда, то у него просто не останется соперников в борьбе за престол Альвхейма. Разве ты не понимаешь этого?
– Понимаю, поэтому и хочу прежде поссорить его с отцом, – пояснил Эгиль. – Молодости свойственен максимализм. Мальчишки не прощают предательства, особенно если это предательство одного из родителей по отношению к другому. На этом я и собираюсь сыграть. Виктор не сможет таить обиду на отца в себе. Рано или поздно он выплеснет ее на Вёлунда, и их отношения окажутся испорченными. Король вряд ли захочет назвать своим преемником того, кто его ненавидит.
– План, конечно, толковый, но мне бы хотелось извлечь из него большую выгоду для себя, – подумав, сказал Эрланд. – Продвижение на одну-две ступеньки в очереди претендентов на престол – не слишком-то жирный куш для меня.
– А, так ты ставишь перед собой только самые высокие задачи? – улыбнулся Эгиль. – Для меня это вполне понятное стремление. Что же, попробую нарисовать тебе перспективы немного интереснее тех, которые только что изложил. Вернусь к тому, с чего мы начали этот разговор. В Мидгарде сейчас бываем не только мы с тобой. Многие из альвов и дварфов видят то же самое, что и мы, и они просто недоумевают, почему наши правители не спешат перенести достижения людей в свои собственные владения. Недовольство в Альвхейме зреет давно, и в Нидавеллире, я думаю, тоже. Скоро оно достигнет предела, и для нас настанет время действовать. Если я сумею первым достичь цели и занять престол Альвхейма, то помогу тебе, если стать правителем быстрее получится у тебя, ты поможешь мне. В случае твоего полного провала могу пообещать тебе надежное убежище и шикарную жизнь в Альвхейме. В тебе ведь течет кровь короля альвов, и путь туда его сыну отнюдь не заказан. Если ты сможешь укротить свою ненависть к Вёлунду, я не сомневаюсь в том, что он примет тебя как родного сына. В конце концов, ты столько лет жил рядом с ненавистным дедом, что, должно быть, уже привык к этому.
– Не говори мне об отце, – помрачнел лицом Эрланд. – Мне противно само его имя. Если уж я и приду когда-нибудь в Альвхейм в поисках убежища, то только к королю Эгилю, моему брату, но никак не к Вёлунду.
– Договорились, – тут же согласился Эгиль. – А я приму тебя со всеми подобающими положению брата короля почестями.
«Эгиль, конечно, хитер и всегда тянет одеяло в свою сторону, но он пока единственный, на кого я могу сейчас положиться, – размышлял Эрланд, садясь в машину. – При дворе Нидавеллира благодаря стараниям Нидуда моя репутация очень сомнительна. Семья уже давно повесила на меня ярлык этакого неполноценного выродка, дварфа второго сорта, и для того, чтобы переубедить их в обратном, понадобится слишком много сил и времени. Значит, ставку придется делать не на семью конунга, а на простых дварфов. Это вполне возможно, поскольку непомерная жадность и дикая жестокость ближайшей родни Нидуда очень многих настроила против знати. Но это уже потом. Сейчас первым делом необходимо заняться мальчишкой. Задачу Эгиль, конечно, поставил сложную. Как убедить того, кто считает меня врагом, поверить моим словам? Здесь нужно не только досконально продумать то, что сказать, но и мастерски сыграть свою роль. Брат подсказал верное направление действий, но для того, чтобы подобрать ключ к сердцу мальчишки, нужно лучше узнать его. Если сразу начать с того, что я присутствовал при чудовищных пытках его матери, то он может, не дослушав рассказ до конца, просто попытаться убить меня. Нет, для начала нужно представить себя точно такой же жертвой изверга Нидуда, как и Регина, рассказать как можно подробнее свою собственную историю, а главное, ни в коем случае не проговориться о том, что мать мальчишки попала в руки этого палача не без моей помощи. Сообщить о том, что его мать жива, действительно лучше промежду прочим, так, словно я искренне уверен в том, что Виктор и без меня знает об этом. В общем, здесь есть над чем подумать».
Эрланд завел мотор и тронул машину с места. Ему нравилось управлять автомобилем, и здесь Эгиль тоже был прав. Многое из того, что придумали люди, вполне могло бы украсить жизнь и быт как альвов, так и дварфов. Если Вёлунд хоть как-то объясняет свой отказ от технических достижений людей тем, что их применение может привести к духовной деградации альвов, то мотивы Нидуда и вовсе уж непонятны. В Нидавеллире слова «духовность» не ведали отродясь, а если даже и знали о его существовании, то использовали не иначе как ругательство.
Как и брат, Эрланд любил жить в Мидгарде. Только здесь он чувствовал себя отчасти свободным и, не будь постоянного надзора со стороны Нидуда, с удовольствием остался бы в этом мире навсегда. Хотя слово «навсегда» в применении к землям смертных имеет весьма ограниченный срок. Не возвращаясь к истокам того, что питает твое бессмертие, ты рискуешь навсегда лишиться этого дара. Вопрос только в том, стоит ли такая убогая жизнь того, чтобы цепляться за нее и бесконечно растягивать?
На этот вопрос у Эрланда не было однозначного ответа. То, что предлагал Эгиль, казалось ему идеальным выходом из положения и решением всех проблем. Совместить достоинства двух полюсов – что может быть лучше? Только вот все ли правильно рассчитал его хитроумный братец и не откажут ли боги в своем даре альвам и дварфам, если те отступятся от того образа жизни, который был определен высшими для своих последователей? На этот вопрос ответа тоже пока не было. Однако рискнуть все равно стоило. Та жизнь, которую Эрланд влачил сейчас, ни в коем случае его не удовлетворяла, а потому любое изменение в ней можно было считать за благо.
Эрланд сидел на скамеечке бульвара, идущего вдоль Большого проспекта, и задумчиво смотрел в сторону Андреевского рынка. Сейчас он опять был в образе Мамая, и его вызывающий, в чем-то даже угрожающий вид не мог оставить равнодушными проходящих мимо людей. Он поджидал Максима Федотова, а потому вновь примерил на себя маску вчерашнего уголовника и грозы всего района. Людей такого сорта, как Макс, почему-то всегда привлекала криминальная романтика, вот Эрланд и решил воспользоваться этим для того, чтобы иметь под рукой человека, готового взяться за любое, даже самое грязное поручение.
Нидуд никогда не скрывал, что готовит из своего внука убийцу, а потому требовал от него умения перевоплощаться. Конунг даже специально посылал Эрланда на обучение в Тбилиси, в театральную студию к одному из известных местных режиссеров, и надо сказать, что тот находил способности молодого человека весьма незаурядными.
Эрланду и самому артистическое творчество приносило истинное удовольствие. Возможно, перевоплощаясь в кого-то другого, он на какое-то время забывал о своем реальном положении. В театре же он усвоил для себя одну простую истину – не важно, кто ты есть на самом деле, важнее то, каким тебя видят окружающие. Свое настоящее лицо всегда можно спрятать под нацепленной на него личиной, а степень ее достоверности заключается только в качестве твоей собственной игры.
Изучив основы лицедейства, Эрланд, ничуть не сомневаясь, начал использовать полученные знания в общении с конунгом и другими дварфами. Будучи от природы неплохим психологом, он стал подбирать ключи к каждому из тех, от кого зависела его жизнь в Нидавеллире. Он больше не принимал близко к сердцу те унижения и оскорбления, которые продолжали сыпаться на него как из рога изобилия. Он говорил себе: «Хотите видеть меня таким? Пожалуйста! Я сыграю для вас эту роль!» Лицедейство стало для Эрланда той спасительной отдушиной, которая помогала ему выжить в омерзительном мире и не задохнуться от окружающего его духовного зловония.
Макс опоздал на десять минут, что дало Эрланду отличный повод лишний раз припугнуть его и поставить на место.
– Ты что это себе позволяешь, шакал паршивый?! – прикрикнул он на него. – Серьезный взрослый человек должен ждать, когда ты соизволишь явиться на встречу?! Я плачу тебе немалые деньги вовсе не для того, чтобы торчать здесь в ожидании твоего появления и светиться на глазах у ментов всего района!
– Прости, Мамай, – трусливо вжав голову в плечи, залепетал Макс. – Я не подумал, что у тебя такие серьезные проблемы с законом.
– Он не подумал, видите ли! – усмехнулся Эрланд. – А ты вообще хоть иногда думаешь?! Или твоя башка до такой степени пропитана всякой дрянью, что уже просто не в состоянии мыслить? Смотри, как бы я не осерчал на тебя сильно. Я человек не злой, но не люблю, когда меня ни во что не ставят. За это я наказываю, и наказываю сурово.
