выбоинах.
Блохи не отставали. Вода в лужах разлеталась в стороны фонтанами, когда в какую-то из них приземлялся очередной шестиногий.
Плюх! Плюх! Черные комья сокращали расстояние до своей жертвы громадными прыжками, порой им даже удавалось настигнуть беглеца – они оказывались то слева, то справа, и тогда ему приходилось петлять и вертеться, чтобы не быть схваченным.
Одна из блох, видимо решившая отрезать беглецу путь, приземлилась в нескольких шагах перед ним. Мистер Мэйхью бросился в сторону, обогнув тварь и походя стукнув ее зонтиком.
Попавшаяся под руку блоха скорее от обиды, чем от боли, дернула уродливой головой на манер патетичной актриски провинциального театрика, переигрывающей в самой простой из всех возможных сцен: сцене получения зонтиком по голове…
Погоня продолжалась…
В голове у мистера Мэйхью не осталось никаких мыслей. Если бы у него было время остановиться, передохнуть, возможно, попить чай и спокойно порассуждать, он бы подумал: «Миссис Баррет будет весьма огорчена, если меня сожрут блохи. Бедная наивная экономка до сих пор думает, что, раз ее хозяин пребывает в опале у некоторых важных господ, то для него и, соответственно, для нее начались спокойные деньки. Как бы не так! Вероятно, сейчас она полагает, что я, как обычно в это время, сижу в своем кресле с вечерней газетой и слушаю по радиофору сводку городских событий, произошедших за день. Любопытно, что она сказала бы, если бы услышала в такой передаче о том, что сейчас со мной творится, если бы узнала, куда меня занесло и кто за мной гонится… Что она бы сказала?.. Наверное, только…»
– Беги!
И мистер Мэйхью бежал. Его экономка была сейчас далеко. И она не могла услышать по радиофору о том, что с ним происходило, потому что некому это было осветить. А он… он просто сгинет в Фли без следа, если его настигнут.
В какой-то момент путь мистеру Мэйхью преградила стена дома с чернеющими окнами второго и третьего этажей. И никакого тоннеля! Нет даже входа в подъезд!
Остановившись, мистер Мэйхью обернулся кругом и сделал то, что, вероятно, по мнению любого свидетеля всей этой сцены, следовало бы сделать уже давно: он выхватил из-под пальто револьвер.
Мистер Мэйхью видел в дожде приближающиеся силуэты преследователей. Видел черные туши тут и там. Выждав немного, он отпрыгнул в сторону, и в тот же миг на то место, где он только что стоял, плюхнулась блоха.
С грохотом, разлетевшимся по пустырю, пуля вырвалась из вороненого ствола и вонзилась ей в голову. Блоха безжизненной тушей рухнула набок.
Мистер Мэйхью не пощадил и второго шестиногого, и третьего. Он целился в головы, поскольку знал, что стрелять в блошиные тела, защищенные панцирем, нет смысла.
Грохотали выстрелы, пули находили свои цели – не зря мистер Мэйхью являлся почетным членом Клуба охотников-путешественников. И хоть попал он туда благодаря случайности, даже тамошние джентльмены-снобы не могли бы не оценить его меткость, присутствуй они здесь и сейчас.
«Недурно! Весьма недурно, сэр!» – несомненно, сказал бы кто-то из охотников клуба, увидев, как один из выстрелов мистера Мэйхью остановил очередную блоху в воздухе…
Одна из тварей, очевидно, считала себя умнее прочих. Вместо того, чтобы сразу напасть на беглеца с револьвером и получить свою пулю просто и без затей, она запрыгнула на карниз дома над его головой, намереваясь, видимо, соскочить вниз и раздавить мистера Мэйхью.
Вот только забредший в Фли человек с револьвером был не так-то прост. Не поворачиваясь, он вскинул руку с оружием в сторону карниза и нажал на спусковой крючок.
Меткая пуля настигла шестиногого.
Завалившись набок, блоха упала на землю в паре шагов от своего убийцы, обдав его фонтаном грязных брызг. Еще одна блоха приземлилась рядом с ним. Стремительным движением она вонзила в полу пальто мистера Мэйхью два похожих на крючья когтя-шпоры и притянула его к себе, намереваясь впиться пастью в лицо.
Патроны кончились, но мистера Мэйхью это обстоятельство, казалось, не особенно огорчило. Перехватив револьвер, он ударил блоху по морде рукоятью. Тварь завизжала и, отцепившись от пальто своего несостоявшегося ужина, попыталась нащупать передними конечностями кровавую рану на том месте, где недавно были ее глаза. Ослепшая блоха закачалась из стороны в сторону, сделала пару неуверенных шагов, как пьяный канатоходец, и взвизгнула, словно проклиная мистера Мэйхью. Вот только того уже рядом не было.
Мистер Мэйхью мчался вдоль стены дома. Его изнутри жгла надежда, что ворота из Гру-Каррс в той стороне, куда он бежит, ведь в ином случае…
Времени перезаряжать револьвер у него не было, впрочем, тот не особо ему сейчас помог бы, ведь, начав стрелять в ночном Фли, мистер Мэйхью совершил большую ошибку.
На крышах окружающих пустырь домов появились десятки блох. К Гру-Каррс прибывали все новые и новые шестиногие – выстрелы привлекли их со всех окрестностей.
За мистером Мэйхью началась уже не просто погоня, а настоящая охота. Дырявый Мешок стал ловушкой.
***
Сабрине не нравился дождь.
Талли Брекенбок так ей и сказал: «Тебе не нравится дождь. Отныне. – И пояснил: – Ты слишком дорогая и красивая кукла, чтобы мокнуть под ним. Несомненно, это не твоя заслуга, а просто факт. Бархат пропитывается влагой, его долго и сложно сушить, некоторые пятна и вовсе настолько коварны и невыводимы, что остаются навсегда. И не стоит забывать о волосах! Ты себе даже представить не можешь, дорогуша, что такое – сушить кукольные волосы! Ты же не хочешь походить на дохлую крысу, верно? А еще и краска… В общем, даже думать забудь о том, чтобы мокнуть под дождем, уяснила?»
Прежде, чем выставить Сабрину из фургончика, Талли Брекенбок вручил ей зонт. Кукле достался зеленый (очевидно, под цвет ее платья) зонтик с узором в виде рыжей (очевидно, под цвет ее волос) спирали.
И вот так она оказалась под дождем, устроившись на сундуке в тупике Гро. За ее спиной возвышалась зеленоватая стена дома – вся в обрывках старых афиш. Среди этих афиш висел фонарь.
Кукла не шевелилась, и со стороны могло показаться, будто она попросту выключилась, но на деле Сабрина наблюдала. И наблюдала она за дверью полосатого фургончика, соседствующего с бордовым Брекенбоковским домом на колесах. Фургончик этот был очень стар и потерт: краска на вертикальных синих и зеленых полосах во множестве мест
