так Агата ничего не найдет, кроме каких-нибудь очередных глупостей о хищном рогоносце, или его мохнатой теще, или о чем там еще… В ярости Агата снова долистывает каталог до конца: от зеленого мерцания фитиля болят глаза, Агата страшно устала, а тут еще и свеча в ее руке вдруг наклоняется,
и целая лужица воска выливается на чистую страницу!
От ужаса Агата замирает: первый же монах, который принесет в Библиотеку новые книги, обнаружит, что каталог испорчен, и опять повторится ужасная сцена: «Кто это сделал?..» Нет, нет, этого нельзя допустить! Выход один – надо вырвать испорченную страницу, сжечь ее в камине и молиться своей святой, чтобы монахи ничего не заметили. Осторожно, едва-едва подергивая бумагу, Агата выдирает пустую страницу из каталога, стараясь не шуметь: слева и справа беспокойно спят на своих тощих матрасах зеленые братья и сестры, и меньше всего Агате хочется сейчас вступать в объяснения с кем-нибудь из них. С чистым листом в руках Агата пробирается к камину, что пылает черным огнем с зелеными всполохами. Еще секунда – и лист полетит в огонь, но вдруг… Агата замирает: от тепла что-то проступает на этом листе, аккуратные буковки, одна бледная строчка за другой. Нет, это не названия книг, это отдельные слова на каждой строчке, иногда – два-три слова, и напротив этих слов стоят цифры, номера страниц: «Анкоры – стр. 14, 35, 342»; «Адамант – стр. 191, 567»; «Адам святой – стр. 53», а дальше на букву «Б» – тут и «Болеславицы», и «Бегуны», и на «В» – есть, например, «Весельчаки» (уж про них Агата точно ничего читать не хочет!), и на «Г» – «Ганна святая – стр. 78, 149», и «Герберы», и «Голод», и на «Д» – «Детроном», «Дети», «Двери», «Дормитории устройство», и на «Е» – «Енот водяной – стр. 69», и на… Двери! Двери!!! – внезапно доходит до Агаты, и она отскакивает от огня, прижимая ставшую голубоватой бумагу к груди. «Двери – стр. 254». Осторожно переступая через спящих людей, Агата пробирается к каталогу. 252, 253, 254. Агата ведет дрожащим пальцем по строчкам. «Правильное и осторожное дозирование трамадола при васкулярном синдроме Элерса – Данлоса»… «Шесть карт, совершенно необходимых тому, кто мечется в поисках невозможного»… «Удивительная история двух первых смертей пекаря майстера Саломона»… Пятьдесят две строчки, пятьдесят две книги записаны мелким почерком на странице номер 254 – и в названии ни одной из них нет слова «двери». Агата перечитывает список еще раз. И еще раз. И еще раз. Внезапно ее сердце ёкает. Ну конечно. Лиловые стеллажи, стойка три, полка «Г». Агате даже не приходится вставать на стремянку – полка «Г» совсем низко, на уровне Агатиного живота. Вот она, тонкая книжка, узкая и длинная, сама похожая на дверь, в потертой красной бархатной обложке. Агата прикрывает глаза и разрешает себе отдохнуть – сосчитать до ста, просто постоять, погладить красный бархат ладонью. Потом она садится на пол прямо там, у стойки, среди стеллажей, неподалеку от двух юных девушек, которые спят, взявшись за руки, и раскрывает старый, пахнущий временем переплет.
Шесть карт, шесть тщательно выполненных, красивых, старинных карт, и Агате непонятно на них совершенно ничего. Впрочем, стоп: что-то очень знакомое мелькает на третьей карте, то, что Агата видела не раз, и не два, и не три, а главное-то, от чего на Агату вдруг наваливается бешеной силы тоска по дому. Как странно: почему сейчас, почему от этих карт? Агата вглядывается в четкий, изящный, полный непонятных переплетений и непривычных названий («фреска Болеславиц»!) рисунок: нарисованная дверь тут тоже приоткрыта, и Агата видит за ней полки, полки, полки и… и острый нос гондолы, и книги, лежащие на полках, и на стульях, и на полу – везде! Сердце у Агаты начинает бешено колотиться. Не может быть, этого не может быть! Конечно, в лавке слепого Лорио есть крошечная, в полчеловеческого роста дверца в подсобное помещение, куда он никого не пускает, – он говорит, что у человека должно быть место, принадлежащее ему и только ему… И еще… Стеклянный шкафчик с драгоценными книгами… «Чтобы купить эту книгу, нам придется продать дом»… И… Разве Агата хоть раз видела слепого Лорио хоть в какой-нибудь одежде, кроме черной? «Успокойся, – говорит себе Агата. – Успокойся и думай. Если бы он был монахом святого Торсона, у него был бы черный шарф. Разве у него есть черный шарф? Нет. Нет, нет, нет…» «Да! – вдруг громко говорит совершенно ясный голос слепого Лорио у Агаты в голове. – А про мою черную шаль ты забыла?..» Знаменитая черная шаль слепого Лорио, теплая, огромная вязаная черная шаль, в которую он кутается даже в летнюю жару и которую он несколько раз одалживал Агате, когда зимний холод пробирался в его лавку, несмотря на растопленный камин. Так вот куда деваются прекрасные книги, которые переписывают зеленые братья, – и вот на чем держится баснословное богатство ордена святого Торсона! От обиды Агате хочется плакать: она думала, что слепой Лорио – ее друг, а на самом деле не знала о нем совсем-совсем ничего!
Агата сердито трясет головой: нет-нет, сейчас ей нельзя распускаться, вот-вот она поймет еще что-то очень важное, то, что и правда поможет ей выбраться отсюда, причем не в лавку слепого Лорио, кем бы он там ни был, а, может быть, в куда более подходящее место.
Если Лорио – монах святого Торсона, а орден святого Торсона действует только в Венисальте…
И если Лорио торгует этими роскошными книжками… Значит, ему доводилось хоть раз, хоть один раз бывать в Венисальте! Но тогда был момент, когда его сердце билось здесь… А это значит… Неужели…
Агата зажмуривается изо всех сил. Вот руки слепого Лорио – с длинными прекрасными пальцами, которые, казалось, умеют на ощупь различать обложки книг. Вот его всегда отглаженная черная рубашка с длинными рукавами (ох, Агата, ты могла догадаться уже несколько дней назад!). Вот маленькая золотая серьга в его левом ухе – маленькая золотая серьга с синим камнем (с синим камнем, Агата!). Вот его глаза – белые, как молоко. Вот…
Что-то задевает Агату по лицу, легко и осторожно. Вздрогнув, Агата резко распахивает веки. Маленький зеленый ресто с белыми, как молоко, слепыми глазами сидит перед ней – маленький зеленый ресто с таким знакомым лицом.
– Это вы, майстер Лорио? – глупо спрашивает Агата и тут же сердится на себя. «Сейчас он скажет „нет”, – думает она, – я только теряю время».
– Да, – вдруг шепчет ресто и кивает.
От неожиданности Агата уставляется на ресто и не знает, что сказать. Это не Лорио?
