к этому шагу? Они же и были первыми в очереди на аттракцион «Алиса-анорексичка: оскорбляй, бей, унижай!»
Да, ты помнишь, кем была.… А кем ты стала?
***
– Алиса… Алиса… пожалуйста, не надо…
Ксения уже пребывала в полубессознательном состоянии, не способная хоть как-то бороться. Она дрожала всем телом; сердце стучало так, что было слышно со стороны; прерывистое дыхание наводило на мысли о лихорадке и помешательстве.
Алиса вертела головой, смотря то на стену, то на мать, то на свои руки и другие части тела. Содрогаясь от увиденного, она словно впервые осознала, как изменилась, физически и ментально, и главное – что она сейчас собиралась сделать.
– Нет… – вывалилось из её рта. В горле застрял ком.
«Хобот» и дополнительные конечности не подчинялись ей; как Алиса ни напрягалась, а мысленно «приказать» им оставить мать в покое не выходило. «Хобот» скользил по бёдрам и ягодицам и, кажется, искал свою цель на ощупь, самостоятельно. В один момент распятая на стене женщина вскрикнула и с силой вжалась в стену. Ребёнок внутри неё зашевелился.
Алиса в ужасе отпрянула назад, руками одёргивая склизкую извивающуюся дрянь от матери. Ничем более не удерживаемая, Ксения осела на пол и потеряла сознание.
Отступая, Алиса задела костяной конечностью и опрокинула стоявшую на подоконнике банку с ветками вербы, рефлекторно наблюдая за её падением. Небольшой участок пола моментально покрылся тонким слоем воды, отражающим потолок, кусочек ночного неба в окне… и саму Алису.
***
Некий астроном, лихорадочно искавший на ночном небе потерянную звезду, вздрогнул от истошного женского вопля. Второго за ночь, между прочим.
На удивление беспокойная ночь.
– Добро пожаловать домой, сынок! – торжественно произнёс мужчина, открывая дверь жене с завёрнутым в покрывало младенцем в руках. Тот ответил нечленораздельным выражением радости, и семья вошла в квартиру.
Не теряя ни минуты, Ксения поместила ребёнка в манеж и направилась к спальне. Уже подойдя к двери, она остановилась в нерешительности.
Наконец, набрав воздуха в грудь, она вошла в комнату.
Кровать была заправлена, пол – вымыт, подоконник – свободен. Ксения дошла до вещевого шкафа и открыла самый верхний ящик, которым обычно никто не пользовался. Там лежал свёрток – фотография в рамке. Портрет с чёрной лентой.
Донеся свёрток до прикроватной тумбочки, Ксения медленно, с дрожью в руках принялась разворачивать его. Обёртка поддавалась очень легко.
«Хоть бы что-то замедлило меня, что угодно…»
С портрета на Ксению смотрела девочка-подросток, ни больше ни меньше. Теперь портрет будет на видном месте.
День был очень ветреный, и никто бы не отреагировал на резкий порыв, всколыхнувший занавески, испугом. Ксения же, услышав характерное шуршание, чуть не вскрикнула. Обернувшись, она обнаружила на полу обломок веточки вербы. Это хоть и принесло некоторое облегчение, но оставалось смутное ощущение ещё не миновавшей опасности. Некоторые усопшие не терпят неуважения, и игнорировать знак не стоит. Ксения взяла в руки обломок и выглянула в окно.
Вместо привычных улиц с дорогами, соседними домами и фонарями она увидела скованное льдом озеро и идущую по нему в светлую даль Алису. Такую же, как на фотографии, только взрослую, будто не было ни анорексии, ни гибели, ни той страшной ночи…
Алиса оглянулась. В её глазах блестела печаль. Мать и дочь встретились взглядами. Ксения улыбнулась и прослезилась. Алиса улыбнулась в ответ, слегка наклонив голову и опустив взгляд вниз, словно извиняясь.
«Ты не виновата», – хотела выкрикнуть Ксения, но не смогла. Алиса едва сдерживала слёзы, поднимая сжатую в кулак левую ладонь с оттопыренным мизинцем:
«Прости меня. Мир?»
Ксения разревелась и прикрыла лицо руками. Окно постепенно возвращалось к своему привычному амплуа: дороги – дома – фонари, –навсегда отрезая её от дочери. В первый раз это случилось, когда дыра, в которой исчезло тело Алисы, заплыла льдинами, а Ксения сделала всё, чтобы забыть о случившемся. Теперь она не забудет. Не сможет забыть.
Алиса продолжила свой путь по замёрзшему озеру, которое поглотило огромное количество душ, превратив их в голодных призраков, искажённые силуэты самих себя. Лишь немногие смогли обрести покой, попав в эти холодные воды.
Воды мертвецов, именуемые Жизнью.
Марина не подумала прикрыть за собой дверь в уборную. Шум воды в трубах и в раковине вполне способен перебудить половину обитателей этажа, но медсестру это не слишком волновало. Главное, ей нужно – нет, ей просто необходимо! – избавиться от этой серо-бурой гадости (в темноте она казалась чёрной), образовавшейся из холодного пота и табачной пыли на коже. Из зеркала на медсестру глядело её же отражение, страшное как смертный грех. К счастью, недостатка в горячей воде и мыле не наблюдалось. В идеале бы ещё и пятна с юбки как-то вывести, но это уже мелочи. Даже если спросят, можно будет сослаться на самую обыкновенную пыль и безалаберность уборщицы.
В слив потекли чёрные ручейки. Когда пальцы наконец стали больше ассоциироваться с живым человеком, нежели с мертвецом, медсестра принялась за лицо. На затопленной пластиковой мыльнице и на салатовом прямоугольнике мыла остались тёмно-серые разводы, но вряд ли на них обратят внимание. Марина спешно натерла лоб и щёки скользкой субстанцией, набрала в ладони очищающую влагу и наклонилась над раковиной.
«Зажмурься!»
Хотя с каждой пригоршней лицо в отражении становилось всё менее и менее жутким, Марина каждый раз со страхом поднимала глаза на зеркало. Нервы шалили как в детстве после просмотра фильма ужасов.
«Вдруг буду не я? Вдруг в зеркале буду не только я?!»
Пока капли стекали по шее и подбородку, Марина вдруг осознала простую, но от того не менее тревожную истину: она прячется от тьмы, кишащей грабителями, насильниками и бомжами, за стенами клиники, запертая на одном этаже с грёбаным психом!
Воистину, внутри не лучше чем снаружи.
Часть 3. Я знаю, что ты смотришь
– …Нет, я не считаю, что у нас нездоровые отношения!..
Только створки лифта разъехались, как до ушей Маркуса тут же донёсся голос Дока. На ловца и зверь бежит.
– …Я помню, мы это уже обсуждали…
Патологоанатом вышел в коридор и попытался сориентироваться, найти свою цель по звуку. Звонок «Сименса» на стойке администратора раздражал отвыкшего от шума тихоню вплоть до желания разбить телефонный аппарат о стену.
«И как только эта курица умудряется не психовать от постоянного «пе-ле-ле-ле-ле»?!»
Найти Дока в итоге не составило труда: Емельянов стоял в тёмной подсобке с поднесённым к уху мобильником и был явно поглощён разговором, не заметив приближения друга. Впрочем, дружба – понятие субъективное: можно рисковать жизнью и карьерой,
