усилился. Она держалась за локоть Шпатца, иногда продолжала лепетать что-то про «на самом деле она не такая», и что она так рада, что Шпатц ее понимает и не позволяет никому ее обидеть. Только хорошее воспитание не позволяло Шпатцу стряхнуть с себя ее цепкие пальцы и сбежать танцевать с какой-нибудь другой девушкой, например вот с той хитроглазой фройляйн, которая как бы невзначай уронила с плеча бретельку и громко рассмеялась, пряча под блестящую ткань платья обнажившуюся грудь.
— Фройляйн Францеска... — начал Шпатц, мучительно пытаясь придумать повод, чтобы отделаться от нее наконец. Но сказать он ничего не успел, потому что в этот момент входная дверь с грохотом слетела с петель и голос, усиленный хрипучим громкоговорителем, провозгласил:
— Всем оставаться на местах!
В уютном подвальчике сразу стало тесно от внезапно ворвавшихся туда полицаев с серо-зелеными повязками отдела нравов.
Heute treff ich einen Herrn
Der hat mich zum Fressen gern
Weiche Teile und auch harte
Stehen auf der Speisekarte
(Сегодня я встречу господина,
Который охотно сожрёт меня.
Нежные части а также жёсткие
Предложены в меню.)
Mein Teil — Rammstein
Шпатц потер скулу, которой его весьма чувствительно приложил об стол один из полицаев. Прижавшись к его правому боку, всхлипывала Францеска. Крамм сидел с левой стороны и недовольно разглядывал длинную прореху на штанине. Видимо, за что-то зацепили, когда выволакивали из подвала на улицу.
— Довольно сомнительное приключение, верно, герр Крамм? — Шпатц толкнул анвальта в бок. — Как думаете, что нас теперь ждет? Воспитательный срок в арбейтсхаузе?
— Надеюсь, что дело ограничится назидательной беседой, — Крамм бросил взгляд в сторону захлопнувшейся двери, куда только что вывели одного из их «товарищей по несчастью». Время было уже к утру, но пока никого в камеру не возвращали.
— Мне так стыдно, — Францеска еще раз сдавленно всхлипнула. — Они скажут моим родителям?
— Увы, фройляйн Францеска, не могу вас ничем порадовать, — Крамм пожал плечами. — Скорее всего, вашу фотографию даже в газете опубликуют. Буквально вчера я листал «Аренберги-нахрихтен», там под порицание нарушителей общественного порядка отведен целый разворот. Фотокарточка, на лбу крупными буквами написано слово «ПОЗОР», и в пояснении указано, в чем именно провинился этот конкретный человек.
— Нет! — Францеска снова зарыдала, схватилась обеими руками за подол короткого платья и попыталась натянуть его на колени. Шпатц бросил на Крамма осуждающий взгляд и погладил девушку по волосам.
— Я надеюсь, вы шутите, герр Крамм? — Шпатц попытался отстранить от себя рыдающую фройляйн, но совершенно безуспешно.
— Хотелось бы, но нет, — Крамм хмыкнул. — Я просто не придал этому значения, когда читал. Думал, что нас-то это никак не может коснуться.
Замок на двери лязгнул, дверь открылась.
— Маркфельд, Крутц, Ивергрубер! — отрывисто произнес полицай. — На выход!
С бетонного пола начали подниматься названные — двое молодых мужчин и фройляйн в платье с оторванным рукавом. Вместе с Шпатцем, Краммом и Францеской теперь осталось всего семь человек.
— Могли бы хоть скамейки какие-нибудь поставить, — проворчал Крамм, поднимаясь с пола.
— Сидеть! — раздался из зарешеченного окошечка на двери грозный голос полицая.
— У меня замерз зад! — огрызнулся Крамм. — Можно я постою, герр полицай?
— Не разговаривать! Сидеть! — замок снова лязгнул. Крамм примирительно поднял руки и снова опустился на бетонный пол.
— Я понял, понял! — Крамм вздохнул.
Снова потянулись тягостные минуты. Выпитый алкоголь уже давно выветрился. Было холодно, пустой со вчерашнего утра желудок поднывал от голода. Францеска всхлипывала. Шпатц еще раз осмотрел камеру, но за несколько часов ничего нового в ней не появилось — унылая полуподвальная комната с зарешеченным окном под потолком с одной стороны и тяжелой обитой железом дверью с другой. Голый пол, серые стены, дыра в полу в углу для отправления естественных надобностей.
Замок снова лязгнул.
— Фогельзанг, Крамм, Карги! На выход! — прокаркал полицай. Шпатц облегченно вздохнул и попытался освободить свой локоть от вцепившейся в него Францески, чтобы подняться. Но девушка с новой силой завыла навзрыд, и вцепилась еще крепче.
— Нет! Я его невеста! Я вместе с ним! — заверещала она. Полицай сделал шаг в камеру и грозно посмотрел на Шпатца.
— Вы подтверждаете ее слова? — спросил он. Шпатц опустил взгляд на Францеску. С одной стороны, девушку было жаль, с другой — ее всхлипы и рыдания за эту ночь уже настолько утомили, что он понял, что не готов признать ее своей невестой.
— Нет, герр полицай, — Шпатц отрицательно покачал головой. — Я с ней познакомился несколько часов назад.
— Что ты такое говоришь! — Францеска сжала пальцы на руке Шпатца так, что ему показалось, что сейчас потрескаются кости. — Ты не можешь вот так меня оттолкнуть!
— Простите, фройляйн Францеска, — Шпатц осторожно стал разжимать ее пальцы. Девушка отпрянула, толкнула Шпатца в плечо, потом неожиданно бросилась вперед и попыталась вцепиться ногтями в ее лицо. Шпатц едва успел перехватить ее руки. Но тут вмешался полицай. Он схватил девушку за запястье, заломил ей руку за спину и грубо уложил лицом в пол.
— Ваша очередь еще не пришла, фройляйн! Вам следует сидеть у стены и молчать! Все понятно?
Францеска прокричала что-то неразборчивое сквозь рыдания.
— Фогельзанг, Крамм, Карги! — повторил от двери второй полицай. Шпатц встал и нетвердым шагом направился к двери. От нескольких часов сидения на холодном полу ноги
