окровавленная грудь тяжело вздымалась и опадала. Глаза были закрыты, из раны на шее вытекала темная, почти черная кровь.
От ужаса я бы упала, но подоспел Генрих, который спас меня от падения, вовремя подхватив сзади.
— Что случилось? — спросил Генрих у князя.
— Дашковы снова взялись за старое, — со вздохом произнес князь. — Тридцать шесть лет я сдерживал их, старался, чтобы Тереховы не попадались им на глаза. Однако сегодня я совершил ошибку.
Он совершил ошибку, не я. Он не обвиняет меня. Или же не хочет, чтобы Данияр и Генрих знали, что виновата я?
— Нужно позвать доктора, — дрожащим от испуга голосом пробормотала я.
— С такими ранами ему никто не поможет, — вздохнул князь.
— Надо закончить его мучения, — добавил Данияр и шагнул ближе к Алексею.
— Нет! — Из последних сил я вырвалась из рук Генриха и бросилась к Алексею, закрыв его собой от Данияра. — Он же еще живой!
— Это лишь вопрос времени, Софья, — сказал князь, не глядя на меня. Его глаза уже не пылали злобой. В них не отражалось ничего, лишь безграничная и густая тьма.
— Надо позвать доктора, — упрямилась я.
— Доктор ему не поможет. Ран слишком много и они глубокие. К тому же он потерял много крови.
— Значит, обратите его!
Князь медленно поднял на меня взгляд и с грустью в голосе произнес:
— Увы, оборотня нельзя обратить в вампира. У нас лишь один вариант: прекратить его мучения.
— Нет, — замотала головой я. Из глаз потекли горячие слезы. — Он же такой юный. Он никому ничего не сделал.
— Сделали его предки сто лет назад. Они убили праотца Дашковых, и те не смогли им этого простить. — Князь кивнул Данияру, и тот оттащил меня в сторону. Я попыталась вырваться, но, разумеется, потерпела неудачу. Бороться с Данияром было бессмысленно.
— Жаль мальчишку, — вздохнул Генрих.
— Да. У него была хорошая аура.
Закатав рукав на правой руке, князь тихо вздохнул.
— Княже, не пачкай руки. Давай лучше я, — пробасил Данияр, сжимая меня в медвежьих объятиях.
— Я сам. — Рука князя потянулась к груди Алексея.
— Нет! — выкрикнула я, обливаясь слезами. — Прошу, не надо! Не делай этого, дядюшка…
Не знаю, почему я назвала князя так, да еще и в такой момент. Однако его рука вдруг дрогнула и замерла, но потом стремительным движением вошла под ребра Алексея.
Молодой человек распахнул глаза, вздрогнул и, испустив тихий выдох, обмяк. Я закричала, отчаянно молотя Данияра руками и ногами.
— Тише, тише. — Ко мне подошел запоздавший Генрих. Он обнял меня, прижав к себе и закрыв собой князя и Алексея. — Успокойся, Сонечка. Все будет хорошо.
Я уже не могла кричать. Лишь судорожно рыдала и слабо била Генриха по спине. Данияр выпустил меня из своей хватки, и Генрих взял меня на руки и куда-то понес.
Из подсадных сил я приподняла голову и посмотрела сначала на окровавленный снег, а затем на одинокую фигуру князя перед телом Алексея.
Он убил его собственными руками. Буквально вырвал сердце из груди бедного юноши и теперь хладнокровно взирал на его искалеченное тело.
Все мои надежды касательно человечности князя Немертвого превратились в пепел и разлетелись по воздуху. Никакой он не Мефистофель. Он — настоящий монстр, который не щадит никого. И с этим монстром мне придется жить бок о бок до скончания своих дней.
На несколько дней я выпала из реальности. Легла под одеяло и не вставала, ожидая, что в любой момент ворвется князь и заставит меня идти на работу. Даже дверь запирать не стала — что толку, если он ее выломает.
Однако князь ко мне не приходил. Вместо него осторожно в комнату заглядывал Генрих, но его быстро прогоняла Лиззи. Она не докучала мне все эти дни, но неизменно была поблизости — стоило только позвать ее слабым, едва слышным голосом. За это я была страшно благодарна Лиззи.
На третий день моего добровольного заточения Генрих заглянул в момент, когда Лиззи отлучилась по личным делам. Я как раз приподнялась и решила выпить остывшего молока, которое она принесла мне еще в обед.
— Можно? — Генрих застыл в проеме двери, осторожно глядя на меня.
Я кивнула. Еще вчера я бы его не впустила, но сегодня — другое дело. Сегодня у меня на душе спокойно. Ужасные события, что произошли в день моего рождения, еще были свежими, но уже не таким яркими. Однако моя ненависть к князю никуда не делась.
— Как себя чувствуешь? — Генрих сел на край постели и добродушно улыбнулся.
— Лучше, спасибо. А что… — я немного помедлила, прежде чем продолжить свой вопрос, — … что с семьей Алексея? Они уже знают?
Генрих вздохнул.
— У него были тетя с дядей и двоюродный брат. Князь лично передал им печальные вести и выплатил компенсацию.
— Компенсацию? — горько усмехнулась я. — Он заплатил им за смерть родственника? Что за глупость…
— Согласен, глупость, — нахмурился Генрих. — Вампирам не свойственно такое. Компенсации выплачивают люди. Зачем он это сделал, я не понимаю. Еще и для оборотней.
— Почему вы не считаете их равными себе? — спросила я, скрестив руки на груди. Разговор начинал меня нервировать. — И почему оставляете такое ужасное преступление безнаказанным?
— Потому что таковы наши законы, Софья. Ты что, их не читала? — упрекнул меня Генрих.
— Читала. Несколько раз.
— Тогда ты должна знать, что вампиров не наказывают за убийство оборотня. Какая бы причина на то не была. Они дикие, похожи на животных и…
— Алексей не был диким, — произнесла я сквозь сжатые зубы — получилось довольно грозно. — Он был добрым и кротким, работал серди людей и ничем от них не отличался. А князь решил, что его жизнь ничего не стоит, и добил его.
Голубые глаза Генриха вспыхнули обидой. Будто я не о князе говорила, о нем.
— Он проявил милосердие.
— Да в гробу я видела такое милосердие! — воскликнула я, возмущенная тем, как Генрих защищает этого монстра. — Он хладнокровно убил невинного человека!
— Ты просто плохо знаешь князя. Он не…
— Не кто? Не монстр? — Я ближе придвинулась к Генриху, пристально глядя ему в лицо. Вид у меня, наверное, был тот еще: распущенные волосы, покрасневшие от плохого сна и слез глаза, пересохшие губы.
— Не монстр. Он не монстр, — устало произнес Генрих.
— Вы все его защищаете, — фыркнула я, снова откинувшись на подушки. — Он что, загипнотизировал вас?
Некоторое время Генрих молчал, и я уже подумала, что он вот-вот встанет и уйдет, но нет. Вздохнув, он тихо заговорил:
— Глеб нас не гипнотизировал. Он нас спас. Кого-то от
